• О ПРОЕКТЕ

В настоящее время термин «цивилизация» утратил свои строгие методологические очертания и превратился в фигуру умолчания, о которой каждый автор трактует по-своему. Нам лично более близок другой термин: культурно-исторический тип, предложенный выдающимся русским и общеславянским мыслителем Николаем Яковлевичем Данилевским в его классической работе «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к миру Германскому и Романскому» (1870 г.). В этом труде Данилевский наделял культурно-исторические типы рядом отличительных признаков и свойств (максимальное их число – 6) в духовно-культурной, политической, экономической сфере. И в качестве одного из типов назвал Славянский. Эта смелая гипотеза породила одновременно две новаторские идеи: теорию цивилизаций и теорию Славянской (или Православно-славянской) цивилизации. Характерно, что нынешний классик цивилизационной теории Арнольд Тойнби, автор многотомного «Постижения истории», прямо называл себя последователем Данилевского.

Но невзирая на авторитет Данилевского и Тойнби зададимся вопросом: можно ли говорить о наличии Славянской цивилизации? Или, разбив вопрос на две части: можно ли говорить о таковой во времена Данилевского и сегодня?

Ответ на вторую часть безусловно будет отрицательным. И Россия, и Болгария, да и все остальные части православно-славянского мира en masse сохранили лишь отдельные компоненты православной духовности и оригинальной славянской культуры. Продолжается наступление унифицирующей аннигилирующей анти-цивилизации анти-Запада. Глобализации, этой духовной и культурной смерти человечества, подвержена особенно молодежь. Что заметно на улицах и русских, и болгарских городов. Мы смотрим по телевидению одни и те же растлевающие фильмы и передачи и слушаем одну и ту же музыку. Или, точнее, употребляем звуковой попкорн, который трудно назвать музыкой.

Ответ на первую часть вопроса сложнее. Чтобы не вдаваться в дискуссию просто озвучу собственный вариант: Славянская цивилизация во времена Данилевского переживала период своего становления, но еще не была так строго оформлена, как соседствующая цивилизация романо-германской Европы. Если быть  более точным, Славянская цивилизация переживала период восстановления после более чем полуторавекового пребывания в плену западных форм и идей. В царствование Александра III и Николая II  этот поворот и возврат наметился более ощутимо, хотя и противоречиво. Наряду с возникновением новых, органично русских и славянских форм общежития, хозяйствования и культуры (или восстановлением старых) проявилась и обратная тенденция к копированию западнических форм. Не буду гадать, что стало бы с Государственной думой, не произойди предательская революция февраля 1917 года. Возможно, она была заменена бы на новую, органичную для России форму сословно-земельного Земского собора. Но русское общество, особенно «образованные» круги уже не способны были воспринять эту русскую формулу общения власти и народа…

Закономерен еще один вопрос: все ли так плохо в сегодняшнем мире для славян? Не слишком ли безрадостную картину рисует философия истории?

Я полагаю, что нет. Славянское дело далеко еще не проиграно. И мы сможем – если по-настоящему захотим этого – опровергнуть чрезмерно пессимистичные прогнозы о гибели Славянского мира.

Прежде всего, потому, что наступает крах не цивилизаций вообще, а глобализующегося мира. Сегодня самой активной частью цивилизационного протеста против Pax Amеricana (альтер-эго глобализации, по признанию ряда ее теоретиков) выступает исламский мир. Но, казалось бы, безмерно ослабленная Россия постоянно вызывает подчас иррациональный страх у архитекторов глобализации. Напомню слова одного из них, Збигнева Бжезинского: «После падения коммунизма самым большим врагом Америки является русское православие». Признаюсь, в меня эти слова заклятого врага России внушают определенный оптимизм. Да и появление движения, подобного болгарским Русофилам говорит о том же: гибель Славянства напророчили слишком рано…

Западному постхристианскому миру абсолютно нечего предложить человечеству, если не считать, конечно, потребительской корзинки, все более скудеющей. Но человечество не может питаться лишь хлебами. Ему нужна не меньше и духовная пища. Пост-Запад ее не в силах дать. Все, что он может предложить – «дурная бесконечность» (М.М. Бахтин) толерантности и политкорректности. В духовном плане нынешний Запад выродился и имеет две перспективы: смерть (и внутреннее завоевание новым – Европейским исламским халифатом) или временное возрождение на новых старых принципах, вероятнее всего, в форме фашистских режимов. Маловероятно, что произойдет ренессанс западного религиозного сознания: слишком уж далеко зашли католицизм и протестантизм в заигрывании с модными болезнями современности. Поэтому, повторюсь, более вероятной представляется новая гитлеризация Европы как форма нерелигиозного протеста против культа толерантности.

Отдельная тема – перспективы распространения Православия среди разочаровавшейся католической и протестантской паствы. Успех православного миссионерства будет зависеть, прежде всего, от успеха в православном возрождении России и славянского мира.

Что касается последнего, то все мы остановились на краю пропасти, к которой нас подвели марксистский социализм и его единоутробный брат по материализму либерализм. Большинство русского народа (а в понятие русских я включаю и этнически не русских граждан нашей страны, русского государства Россия) так или иначе отвергают либеральный выбор. Скоро мы увидим крушение витрины этого либерального мира: ЕС сотрясают многомиллионные бунты и просто поразительно видеть стремление народов и «элит» в разваливающийся на глазах Евросоюз.

Тогда-то и будут созданы политические условия для восстановления геополитического евразийского проекта. Употребляю термин «евразийский» отнюдь не в дискурсе евразийцев-эмигрантов начала 1920-х годов и их последователей. А в плане объединения народов Евразии, читай: России, Славянства и, возможно, близких нам стран Европы в некое конфедеративное объединение. С духовным стержнем Православия.

Характерно, что в славянских странах все чаще звучат голоса о новом славянском единстве. То, что казалось немыслимым еще несколько лет назад, постепенно становится популярным интеллектуальным дискурсом, а завтра может стать (а в Болгарии уже становится!) реалией политического дня.

%d0%b1%d0%be%d0%bb%d0%b3%d0%b0%d1%80%d0%b8%d1%8f

Но для того, чтобы воплотить в реалии эту задачу, наша жизнь, наш образ жизни должны стать славянскими (русскими, болгарскими…) и православными.

Немаловажный аспект – интеллектуально подготовить этот проект. .в свое время над проектом панславизма трудились многие умы славянских народов и он постепенно обретал плоть и кровь. Нам нужен современный проект, идея, точнее стратегия долгосрочного развития. С опорой на Православие необходимо выстроить проект общественного существования и сосуществования.

Увы, эта работа находится в достаточно зачаточном состоянии. В России ею занималось или занимается достаточно небольшой круг ученых и мыслителей. Увы, некоторых из них уже нет с нами. Назову Вадима Цымбурского, Анатолия Уткина, Александра Панарина. На деятельности последнего хотелось бы остановиться подробнее…

А.С. Панарин (1940-2003) мыслится в рамках цивилизационного подхода (родоначальником которого, напомним, является другой выдающийся русский ученый и мыслитель Н.Я. Данилевский). Термин «геополитика» не кажется удачным для характеристика той части наследия Панарина, которая посвящена определению места России в мире; полагаю, что он сильно сужает и обедняет его мысль. Панарин, скорее, цивилизационист и социальный философ, чем узкий геополитик-прикладник, к тому же сама эта наука (поставим это слово в кавычки и оставим в стороне дисциплинарные споры о природе геополитики) пришла к нам с Запада. Вспомним, что тот же Хантингтон, на которого пытались напялить тогу ученого, был теоретически мыслящим прикладником, его схемы пронизаны брутальной функциональностью. Поэтому размышления Панарина о будущем России и всего постимперского пространства – это размышления о судьбе православной цивилизации и о социальной философии евразийской альтернативы западному, преимущественно англосаксонскому проекту.

Не менее принципиально значимо и обстоятельства времени, в котором творил философ. Вчерашний диссидент-либерал, последовательный критик марксизма в «безгосударные годы» 90-х годов ХХ века он становится патриотом и православным философом. В своей развернутой статье «Православная цивилизация в глобальном мире» Панарин затрагивает извечную русскую проблему «народ и власть», которую завершает его резюме: «народ без элиты». Прежде всего, разводит понятия «либерализм» и «демократия». Он выявляет дихотомию этих явлений: «Демократия», которую построили наши правящие либералы по всем критериям стала демократией меньшинства, с расовым пренебрежением относящегося к большинству». «Современный либерализм, – продолжает философ, – это поистине ящик с двойным дном, ибо, с одной стороны, он говорит о демократизации, а с другой ― о глобализации, намеренно не уточняя, что одно исключает другое». Глобализация для него ― это «демократия для привилегированного экстерриториального меньшинства, имеющего все «демократические права» и в то же время не обремененного никакой ответственностью перед «туземным населением». Глобализация означает вытеснение национальных элит (и в первую очередь национальной буржуазии, ответственной за развитие местной экономики) транснациональными политическими и экономическими элитами, никак не озабоченными местными национальными интересами. Транснациональные структуры, концентрируя в своих руках колоссальные финансовые ресурсы, с растущей легкостью подчиняют себе и национальные правительства, фактически перестающие в силу этого быть национальными».

Что можно противопоставить этой всесильной власти? Или она все же не всесильна?

Для Панарина как для православно ориентированного (но все же не православного! увы!) социального философа ответ очевиден: силы Нового мирового порядка не обладают ни всесилием, ни неприкосновенным зарядом прочности. Этому Новому мировому порядку следует предложить альтернативу: на пути сохранения культурного многообразия человечества и создания контрпроекта либерал-капитализму: вместо экономики «догоняющей модернизации» и, тем паче, сырьевой колонии – проект опережающего развития.

Этот проект универсален и применим для всего мира. Отдельная тема посвящена собственно России и бывшим частям империи. Но тема России – не локальна. Без сохранения России неизбежно наступление «стратегической нестабильности», глобального хаоса. И, как следствие, установление НМП.

Впрочем, все по порядку.

Глобализация для Панарина означает настоящую цивилизационную революцию, настоящий конец эпохи Просвещения, новое варварство. «Если в ближайшем будущем в европейской и мировой культуре не произойдет новой реабилитации истории – открытия новых формационных возможностей человечества, то поражение Просвещения представляется неминуемым. На месте больших суперэтнических пространств будут формироваться малые этнические пространства, плохо совместимые друг с другом, заряженные перманентной конфликтностью. Вместо людей, готовых к определенным жертвам и самодисциплине во имя будущего, то есть к накоплению в широком смысле слова, станут задавать тон сиюминутно ориентированные люди, временщики и прожигатели жизни, не способные выстраивать иерархию целей, интерпретирующие либерализм исключительно как потакание безудержному гедонизму и реабилитацию вседозволенности».

Вслед за этим Панарин задается вопросом: «может ли быть обеспечена стабильность и в пространстве Евразии, и в мировом масштабе без участия России как полноценного субъекта мировой политики?». По его мнению, «Влиятельные субъекты мировой геополитики еще не определились в том, что для них опаснее: возможное возрождение России как региональной (а тем более мировой) сверхдержавы или предельное ослабление России, более не способной служить геополитическим противовесом между Востоком и Западом, Севером и Югом». Эта неопределенность в значительной степени затрудняет прогноз будущего геополитического положения России.

Специфику геополитической ситуации для России на рубеже ХХ–XXI веков философ определяет контурами трех обстоятельств (позволим себе длинную цитату):

  1. В эпоху новых геополитических напряжений, вызванных “пределами роста”, Россия вступила крайне ослабленной, не всегда способной отстаивать свои законные интересы.
  1. Показатели экономического и демографического освоения территории России по сравнению с большинством стран выглядят достаточно низкими. Чем меньше демонстрирует Россия способность к эффективному освоению своего огромного пространства, тем больше у ее соседей складывается впечатление “незаполненного вакуума”, который можно попытаться заполнить.
  1. Судьба постиндустриального общества как глобального феномена сегодня в значительной мере зависит от судеб России. Сильная, геополитически защищенная Россия, не оставляющая шансов любителям новых геополитических переделов, объективно будет способствовать ускорению перехода от индустриального общества к постиндустриальному и связанной с этим смене самой парадигмы развития. Напротив, слабая, геополитически “рыхлая” Россия может послужить подспорьем устаревшей модели индустриального развития, основанной на расточительном использовании природных ресурсов и территорий.

Сегодня в мире активно действуют силы, готовые перечеркнуть этот опыт и взять на вооружение теорию “конфликта цивилизаций” (умело сконструированной С. Хантингтоном). Лживость и огромная деструктивная сила этой теории подчеркивает А.С. Панарин: «Российская геополитика в корне не может строиться по принципу этноконфессиональных размежеваний и противопоставлений: “чистых” этносов и конфессионально “чистых” ареалов в нашем евразийском пространстве не существует». По его мнению, когда-то настоящим испытанием объединительных возможностей российской цивилизации стало столкновение с мусульманским миром. Россия это испытание с честью выдержала. Ошибаются, однако, те, кто полагает, что «стратегия дестабилизации России, осуществляемая в форме нового противопоставления славяно-православного и тюрко-мусульманского начал, только на первый взгляд кажется предназначенной для одной России. На самом деле речь идет о судьбе принципа, имеющего глобальное значение».

Панарин предостерегает западных «партнеров» России от рисков, связанных с ее дальнейшим ослаблением: «…демонтаж России как страны, искони поддерживающей геополитический баланс между Востоком и Западом, означал бы в обозримой перспективе “китаизацию” всего евразийского материка. Поэтому те, кто задумывает такой демонтаж России, вынуждены будут пойти и на соответствующий демонтаж Китая».

Обратим, однако, внимание, что здесь, как и в ряде других важных моментах А.С. Панарин был достаточно наивен, рационализируя мотивы поступков врагов России. На это уже обращали внимание внимательные читатели панаринских трудов (см., напр.: Савельев А.Н. Стратегическая политология Александра Панарина). Укажем на то, что характеризуя его как православного философа мы акцентировали внимание на цивилизационном аспекте, одном из центральных для его творчества, а также на стремящемся к социальному идеалу христианства социально-философской концепции мыслителя. Один из путей выхода из глобального кризиса мыслитель видит в том, чтобы «западной цивилизационной традиции противопоставить не почвенническо-этнический изоляционизм, а свою цивилизационную традицию, связанную с наследием православного “второго Рима”». «Православие, – продолжает Панарин, – как и католичество, протестантизм, магометанство или буддизм, представляет собой мощный суперэтнический синтез, обеспечивающий духовную интеграцию этносов и регионов – основу любой другой интеграции (экономической, политической, информационно-образовательной). Оно создает альтернативную западному модерну нормативно-ценностную систему, способную интегрировать величайшие оппозиционные ( по отношению к проекту вестернизации мира) идеи – экологическую, социальную, культурную и нравственную».

И все же говорить о православной цивилизации и быть в полной мере православным философом – не одно и то же. Православие для Панарина, если позволительно будет так выразиться, – цель, а не метод: то, к чему он стремится (на наш непросвещенный взгляд, не в полной мере ее понимая), не находясь в лоне Церкви. Да и его социальную философию можно назвать лишь приближением к социальному учению Православной церкви.

В отношении выше приведенного фрагмента о попытках «демонтажа России» А.С. Панарин, как нам кажется, не видит проблему во всей ее надмирности, хотя уровня глобального, всемирного видения ему не занимать. Но этому ученому-парадоксалисту должно было хорошо известно, что там, где ответы перестает давать наука, это делает верующий разум. И острота русского вопроса не ограничивается рациональными замыслами пусть даже самых гениальных геополитических врагов России…

На какой путь толкают Россию «наши геополитические партнеры»? «Россию, – констатирует Панарин, –  возвращают к необходимости заново определить свою геополитическую позицию в Евразии». Раз так, выходом является реинтеграция. Но понимаемая не просто как воссоздание пространства, а как «восстановление постсоветского пространства на базе новой формационной идеи». Как он считал, именно России суждено стать родиной новой формационной идеи.

Первая волна реинтеграции – воссоединение братских православных и славянских стран и народов. А затем интеграция вокруг России ментально близких и комплиментарных народов и стран: «чем выше будет влияние России на мусульманские регионы постсоветского пространства, тем выше вероятность того, что и Россия, и исламские регионы ближнего зарубежья выберут не фундаменталистский путь в прошлое, а постиндустриальную альтернативную модель, способную участвовать в конкурсе проектов общечеловеческого будущего». По мнению Панарина эволюция мусульманских государств Средней Азии и Закавказья в сторону России приведет к тому, что там «будут укрепляться просвещенческие, светско-урбанистические компоненты их жизни, необходимые для развития, либо упрочение антироссийского вектора – и тогда эти режимы ждет замена на откровенно фундаменталистскую, теократическую модель. Если возобладает логика антироссийского дистанцирования и противоборства, лидеры новых мусульманских государств, скорее всего, будут объявлены “недостаточно правоверными”, соглашательскими, компрадорскими. На смену им придет оппозиция из разряда “непримиримых”».

Фактически неизбежное сближение с Россией со стороны мусульманских стран бывшей Российской империи и СССР обосновано культурно-политическим контекстом. «Особое обаяние русской миссии в Евразии состояло в том, что в ней никак не чувствовалось какого-то умышленного “конструктивизма”, корыстной искусственности. Идеология евразийского единства, защищаемого Россией, совпадала со здравым смыслом многочисленных народов, понимающих, что на евразийской равнине надо либо вместе жить и вместе защищать общий дом, либо погрузиться в нескончаемые кровавые усобицы, выгонные злонамеренным внешним силам».

Итак, русская мысль только подходит к решению задачи построения православной и при этом отвечающей на конкретные вопросы современности концепции общественного развития и сосуществования многополярного мира. На примере А.С. Панарина мы видели, по сути, мировоззренческие и методологические метания секуляризованного сознания и мучительного изживания марксистского наследства. Социальная доктрина Православия далеко не сводима к идее социальной справедливости, как понимал ее покойный философ; еще менее Православие означает «интернационализм» и братство народов в экуменически-гуманитарном духе. А значит, задача построения русской – славянской – православной геополитики – еще впереди. Но будем же благодарны тем ученым и мыслителям, которые начали этот путь, сделав для нас открытой дорогу…

Попов Эдуард 

Доктор философских наук
Аналитик Центра системных региональных исследований и прогнозирования Института переподготовки и повышения квалификации при Российском гуманитарном университете и Институте социально-политических исследований Российской академии наук.

vespa