Грозит ли России новая революция. На этот раз – «зеленая»?

Мы не перестаем слышать из телевизора, что мигранты несут в Европу радикальный исламизм и терроризм. Это, конечно, правда. Но почему нам не говорят о том, что в самой России тоже миллионы мигрантов? К тому же из Сирии окольными путями в Россию возвращаются – просачиваются боевики, повоевавшие за ИГИЛ (запрещенной в РФ).

Военкор «КП» Дмитрий СТЕШИН поговорил об этой угрозе с известным политологом и публицистом Михаилом РЕМИЗОВЫМ.

«Большевики» 21 века

– Одна из причин участия России в сирийском конфликте – борьба с ИГИЛ на чужой территории. Но кто-то из ваххабитов все равно останется в живых и просочится в Россию… Что нам ждать?

– Да, информация об осужденных в России боевиках, вернувшихся из Сирии и Ирака, идет постоянно. Но, как правило, их осуждают за «участие в незаконных вооруженных формированиях», поскольку других доказательств нет. И сроки заключения оказываются всего 3-5 лет. Такие сроки вряд ли многих из них остановят. Когда эти люди выйдут на свободу, они будут активом исламистского подполья.

– Официальные данные – от 2 до 5 тысячи россиян воюют вИГИЛ. Но спецслужбисты с Северного Кавказа в неофициальных беседах говорят о десятке тысяч…

– То, что они «на карандаше» у силовиков, меня не успокаивает. Большевики тоже были учтены охранкой, прошли тюрьмы и ссылки. Это не помешало им стать ядром силы, которая совершила революцию..

«Зеленые зоны»

– Аналогий с большевиками достаточно. Одни мечтали о Всемирной революции, другие – о Всемирном Халифате. Идеи их заразные. Распространяются мгновенно. В России уже заговорили о «тюремных джамаатах» и «зеленых зонах».

– Обычный этнический мусульманин, не политизированный абсолютно, нередко видит в этих «джамаатах» защиту и покровительство для себя в тюрьме. И от заключенных, и даже от администрации. Плюс там много пересечения с криминальной средой – презрительное отношение к государству, например. Тот же рэкет можно переименовать в «закят» (обязательный благотворительный взнос), если деньги берут у мусульман, или «джизью» (налог с «неверных»).

– В Дагестане еще недавно мода была – «кинуть флэшку», на которой был записан ролик, где человек «из леса» требовал от бизнесмена «деньги на джихад». Этим даже десятиклассники занимались, «подъездные амиры». И их немало в Сирию уехало, я встречался с «возвращенцами». Одних посадили, других простили через «Комиссию по примирению»…

– Примирение с вернувшимися «джихадистами», – не самая удачная идея. Законы и должны быть настроены так, чтобы отъезд в «халифат» воспринимался как дорога в один конец. Мы до сих пор не приняли мер предосторожности. А вот, например, в Казахстане исламистов содержат отдельно, чтобы не распространяли свою идеологию.

– А что мы можем этим идеям противопоставить? Я вижу только одну историческую аналогию из 40-х годов, борьбу с «воровской идеей» с помощью «актива» как противовеса «воровской традиции».

– Противовес – образ государства как «справедливой силы». Есть мнение, что идеи нельзя победить силой. Некоторые – можно. Например, идеи, основанные на культе силы. Вспомним нацизм. С исламизмом – похожая картина. В нем есть претензия на то, что эта экспансия «благословлена свыше». Это тот случай, когда успешное силовое подавление – убедительный контраргумент. Что же касается справедливости, проблема в том, что распространение исламистских идей в мусульманских регионах опирается на ощущение гнилости госаппарата. Если нет нормального светского суда и светской школы, вакуум будет заполняться фундаментализмом. Деньгами эти проблемы залить нельзя.

Куда пропала «кровавая няня»?

– Может я выскажу мысль крамольную и неудобную, но я видел все своими глазами теракт в Беслане. И спустя много лет, я понял, что именно захват школы, чудовищный по смыслу теракт и поставил точку в казалось бы бесконечной кавказской войне. Дальше ехать было некуда. Те, кто поддерживал идею Халифатана Кавказе, в ужасе от нее отшатнулись.

– Согласен, но дело еще и в том, что сама стратегия устрашения дала сбой. Террористы подняли ставки до максимума и не получили результата – это деморализовало самих исполнителей. И при этом общество не сломалось! Главное, что останавливает стратегию устрашения, – это сопротивляемость общества.

Сейчас на территории России активность терроризма не очень высока. Хотя ее потенциал и большой. Но все инциденты в информационном поле сглаживаются, «оборачиваются в вату». Например, из «дела банды ГТА» и «дела Бобокуловой» убрали исламистский след.

– Я теперь понял, почему «кровавая няня» Бобокулова спрятана где-то, вроде в психиатрической лечебнице. Критики пишут, что это от трусости. Хотя, после стольких жестких решений как-то странно обвинять нашу госмашину в трусости или нерешительности.

– Исключение исламистского следа в пользу «бытовых» версий – это тоже тактика противодействия терроризму. Но она работает только при низкой террористической угрозе. Как только угроза повышается, нужно переходить к другой модели – «общество, которое смотрит врагу в глаза». И мобилизуется.

География джихада

– Какие наши регионы наиболее уязвимы в этом плане?

– Дагестан – исламизм по-прежнему играет там большую роль. В меньшей степени это и Ингушетия. Еще недавно многие говорили о нарастании угроз в Поволжье, они никуда не делись, но ситуация вышла на какое-то плато и не обостряется. Западная Сибирь, где много мигрантов внутренних и внешних. Причем это регион, где нет таких сильных традиций ислама, как в Татарстане и Башкирии. Поэтому часто тон задают приезжие радикалы. Ну и крупные города, где много мигрантов. Отдельно нужно сказать о Восточной Сибири и Дальнем востоке. Там тоже миграция смещается в сторону мусульманского населения.

– В 2013-м, я ездил по следам выступлений исламских экстремистов. Был в Татарстане, например, где тогда жгли кряшенские церкви. А в Набережных Челнахпытались обстрелять завод самодельными ракетами… А потом вдруг прошла информация, что город Новый Уренгой закрывается от мигрантов. Вводит пропускной режим. Местные правоохранители нам рассказали следующее – в городе две мечети: традиционная, татарская и ваххабитская. На вопрос – «почему не закроете ваххабитскую?», ответили – «а где мы их потом ловить будем?». Мне объяснили происхождение исламских общин в тундре. Еще при советской власти туда приезжали бригады из исламских регионов, строили город, работали, оседали.

– Ну да. И как всегда, мигранты, когда они не у себя дома, оказываются более склонны к радикализму.

Критическая масса

– Нам рассказывали про бывшего имама в Новом Уренгое, которого власти Узбекистана выдавили из своей страны за ваххабитскую проповедь. А он быстро осел в России, получил гражданство и занялся привычным делом… Ждать ли нам новым угроз из Средней Азии?

– Большая часть активистов к нам уже приехала. У нас они чувствуют себя даже более комфортно, чем на родине. И, судя по сводкам, такое впечатление, что исламисты – выходцы из Средней Азии перехватывают пальму первенства у северокавказского подполья. Увы, эту проблему нельзя решить методом интеграции и адаптации. Улучшение правового положения мигрантов часто открывает дорогу радикализации.

– А принято считать, что наоборот!

– Люди, которые работают за копейки без документов, они занимаются выживанием. А вот когда они обеспечили свои базовые права и потребности – начинают задумываться об амбициях. Посмотрите на европейских мусульман – иммигрантов во втором-третьем поколениях – у них есть гражданский статус, крыша над головой и «кусок хлеба», теперь они хотят более высоких социальных позиций. И это перерождается в лозунги: «Europeisacanser – Islamisananswer» (Европа – это раковая опухоль, ислам – это ответ). Разумеется, среди европейских мусульман эти лозунги разделяет меньшинство. Но среди молодежи – порядка трети. А при большом новом притоке мигрантов это уже критическая масса.

У нас эта угроза так же встанет в полный рост по мере превращения временной миграции в постоянную. А статистика уже говорит, что доля тех, кто приехал из Средней Азии и оседает в России, получает гражданство, среди общей массы мигрантов увеличивается.

Источник