• О ПРОЕКТЕ

Начало статьи

Россия и Пруссия как партнеры и союзники.

Первой совместной операцией России и Пруссии стали три раздела Польши. Это в равной степени устраивало как Берлин (Гогенцоллерны не забыли вассальных унижений от польских королей), так и Петербург. Россия хотела упразднить Польшу как источник угрозы для западных областей и Украины, которая к концу XVIII в. вошла в состав Российской Империи. Кроме того именно Польша была проводником антирусской и прокатолической политики во всей Восточной Европе. Естественно, к дележу польского пирога подключилась Империя Габсбургов, а т.к. Англия и Франция были заняты вопросами французской революции, то Польша не смогла выдержать удары трёх могущественных соседних монархий. Эти разделы Польши и подавление польских восстаний сплотили правящие круги Вены, Берлина и Петербурга. К тому же над всеми монархиями нависла угроза республиканских переворотов, инспирируемых французской пропагандой. Итальянские походы Суворова проходили в союзе с войсками Священной Римской Империи в русле Второй антифранцузской коалиции.

Наконец, новым вызовом стала Империя Наполеона и его войны с Англией, Испанией, итальянскими государствами и Пруссией. После казни принца Энгиенского и начала войны Третьей антифранцузской коалиции союз России и Австрии ещё более усилился, также как союз Берлина и Петербурга был закреплён в результате Четвёртой антифранцузской коалиции (1806-1807), кроме того во время встречи короля Фридриха-Вильгельма III с Александром I в Потсдаме в крипте, где покоятся останки Фридриха Великого, между Императором России и Королём Пруссии был заключён союз, скреплённый клятвой двух монархов.

Затем, даже после оккупации Пруссии Наполеоном и подписания Тильзитского мира Александр I не оставлял своего союзника и с периодичностью направлял ему некоторые суммы денег, т.к. прусский двор в этом остро нуждался. После победы в Отечественной войне 1812 года Россия начала заграничные походы, и сразу же был освобождён от французов Кёнигсберг. Войска Александра I двинулись на освобождение Польши и Пруссии. Прусская армия под командованием генерала Йорка раньше остальных военных частей присоединилась к восстанию против Франции а затем влилась в состав союзной русско-прусской армии. В июле к России и Пруссии присоединилась Австрийская Империя. Символом 1813 года стал «Железный крест», учрёждённый Фридрихом-Вильгельмом III, который после Кульмского сражения был наименован в России «Кульмским крестом».

В поверженный Париж союзные монархи въезжали вместе, и именно Пруссия и Россия были инициаторами создания Священного Союза христианских монархий – первой в истории мира международной организации. Данный союз просуществовал всего 15 лет до падения Дома Бурбонов. Окончательно стало ясно, что Священный Союз прекратил своё существование в 1848 г., когда только Россия предприняла попытку спасти Империю Габсбургов от распада на два государства. В 1848 г. Пруссия и Франция были охвачены революциями, а Англия сама была одной из тайных пружин, которые инспирировали революции и в Париже, и в Берлине. Конечно, это было сделано по частным каналам, но факт в том, что Англия не предприняла никаких мер для предотвращения мятежей ни во Франции, ни в Пруссии.

Одновременно с началом конца Священного союза между Россией и западной Европой возник “польский вопрос”. В 1830-31 годах в Царстве Польском, которое, к слову сказать, имело собственную Конституцию, созывало Сейм и даже имело право на употребление польского языка в документообороте, что было даровано особыми Манифестами Александра I после 1815 года, когда вместо Великого герцогства Варшавского было образованно Царство Польское, а Королём Польши стыл Российский Император, вспыхнул мятеж. Это вынудило наместника Польши цесаревича Константина Павловича покинуть Варшаву. Для подавления польского восстания была направлена русская армия во главе с графом Паскевичем. На предложения сдать Варшаву без боя поляки отвечали отказами. Постепенно их начали оттеснять к прусской границе, и в 1831 году правительство Короля Фридриха-Вильгельма III дало разрешение частям русской армии для преследования польских отрядов переходить прусскую границу и преследовать их до полного уничтожения! Конечно, надо оговориться, что это было почти семейное соглашение, т.к. к тому времени Николай I был родным зятем Прусского короля, а чего не сделаешь для родного человека. Кстати династический аспект играл в XIX веке ещё существенную роль. Не стоит забывать, что одной из причин, из-за которой Александр I в 1811 году отказался от условий Тильзитского мира, было то, что армия Наполеона аннексировала герцогства Ольденбургское, Баденское и Вюртембергское – а это родовые земли самого Александра I как герцога Гольштейн-Готторпского, и родина его матери принцессы Вюртембергской и жены – принцессы Баденской.

Так что Польша была яблоком раздора для отношений Петербурга с Парижем и Лондоном, но общей добычей для России, Пруссии и Австрии. Недаром глава МВД Пётр Дурново в своей записке писал об общих судьбах Германии и России, это в первую очередь касалось их совместного участия в разделах Польши. Точно так же Пруссия поддержала Россию и во время второго восстания в Польше в 1863 году. В ответ Россия поддержала Пруссию в войне за Шлезвиг и Гольштейн в 1866 г., когда за две недели была разгромлена австрийская армия, а за победу при Садове Отто фон Бисмарк и Король Вильгельм I получили от Александра II Георгиевские кресты II и I степени соответственно.

Но тогда российское правительство ещё шло в русле внешней политики Николая I, который, не смотря на свою предрасположенность к Пруссии, всегда настаивал на сохранении суверенитета малых германских государств. Он прекрасно понимал, что единая Германия будет угрозой для России и Европы, а небольшая Пруссия младшим партнёром России в борьбе с Францией и Англией. К этому времени Россия больше не доверяла Австрийскому Дому, ибо вместо благодарности за спасение Австро-Венгрии в 1848 году, после подавления Венгерского восстания, Император Франц-Иосиф был готов вступить в войну против России на стороне Англии, Франции, Турции и Сардинии, после чего Николай I запретил своим министрам даже упоминать имя «этого негодяя в моём присутствии». Именно из-за этого основные части русской армии, включая гвардию, располагались на юго-западной границе Империи, опасаясь внезапного удара от Австро-Венгрии. Кроме того, обострились противоречия на Балканах. Так во время русско-турецкой войны 1828-29 гг. именно недружественная позиция Австрии не позволила войскам фельдмаршала Дибича взять Константинополь, также как спустя 50 лет позиция официального Лондона также не позволила России водрузить крест над Святой Софией и изгнать мусульман из Восточной Римской Империи. Характерно и то, что посредником для заключения Адрианопольского мира в 1829 году выступал прусский посол при дворе Османов. Это также косвенно свидетельствует о тесных союзнических отношениях России и Пруссии в первой половине XIX века.

Понимая, что и Пруссии, и Австро-Венгрии, и России угрожает альянс Англии-Франции и Сардинии, монархами первых трёх стран в 1873 году была предпринята попытка реанимировать Священный Союз, но назвали его “Союзом Трёх Императоров”. Но как и первый союз – Союз трёх Императоров наткнулся на суровую реальность, логика намерений столкнулась с логикой обстоятельств непреодолимой силы. Между деловыми кругами России и Пруссии назревал конфликт интересов. Российские помещики поставляли на германский рынок высококачественный хлеб, с которым по цене и качеству германское зерно, выращенное в дождливой Пруссии, не могло конкурировать. Это вызывало недовольство прусских дворян, которые и стали в последствии “партией войны”, подталкивавшей Берлин к войне с Россией. В России напротив после индустриализации Александра III сформировалась “партия войны” с Германией в лице российских промышленников, которым надо было добиться открытия германского рынка для дешёвого русского текстиля, и понизить пошлины на ввозимые из Германии станки для промышленных предприятий. Учитывая то, что уже в 1879 году, в тайне от России был заключён сепаратный германо-автстрийский договор, можно считать это началом конца “Союза трёх Императоров”, который держался на личных отношениях Александра II и Кайзера Вильгельма I – племянника и дяди… Больше таких тёплых отношений между Русским и Германским Домами не будет никогда, вплоть до их падения. В 1888 году скончалось сразу два Императора Германии – Вильгельм I и “100-дневный Кайзер” – Фридрих III, отец Кайзера Вильгельма II.

Вообще странная череда смертей наследников Австрийского и Германского престолов, которые недвусмысленно выступали против войны с Россией, вызывает вопросы. Умирают или были убиты не правящие монархи, настроенные враждебно к России, а именно наследники, которые могли совершенно по иному развернуть внешнеполитический курс своих государств… Но это уже из разряда конспирологии. Как пример приведу цитату Франца-Фердинанда, относящуюся к взаимоотношениям с Россией:

Я никогда не поведу войну против России. Я пожертвую всем, чтобы этого избежать, потому что война между Австрией и Россией закончилась бы или свержением Романовых, или свержением Габсбургов, или, может быть, свержением обеих династий. Война с Россией означала бы наш конец. Если мы предпримем что-нибудь против Сербии, Россия встанет на её сторону, и тогда мы должны будем воевать с русскими. Австрийский и русский император не должны сталкивать друг друга с престола и открывать путь революции”. Также эрцгерцог говорил начальнику генерального штаба, Конраду фон Гетцендорфу: “Войны с Россией надо избегать, потому что Франция к ней подстрекает, особенно французские масоны и антимонархисты, которые стремятся вызвать революцию, чтобы свергнуть монархов с их тронов”.

По факту продлить союзный двусторонний договор Германии с Россией, после 1887 г., или как он именуется в российской историографии “Договор о перестраховке”, так и не удалось…

Договор “перестраховки”, подписанный графом Петром Шуваловым и князем Отто фон Бисмарком в 1887 г., предполагал свободу действий Германии по отношению к Франции, встречным условием России было не препятствовать утверждению российского влияния в Болгарии и нейтралитет в случае новой войны России за Босфор и Дарданеллы. Но уже через три года, когда срок действия “Договора перестраховки” истёк, правительство Вильгельма II отказалось от его продления, несмотря на то, что в 1890 г. с этой миссией в Берлин ездил родной брат Александра III – Великий Князь Владимир Александрович. Это привело не только к пониманию того, что союзные отношения с Германией уже не будут столь идиллическими, как с Пруссией, но и к дефициту финансов, именно тогда, когда Россия планировала начать строительство Транссибирской магистрали. Именно закрытие лондонскими и берлинскими биржами доступ к кредитам под российские гособлигации вынудили правительство Александра III налаживать отношения с республиканской Францией.

Германия и Россия – на путях к Великой войне. 

Создание в 1870 году II Германского Рейха во многом предопределило ход общеевропейской истории, т.к. сразу же Германией Гогенцоллернов были поглощены все малые государства Германии, хотя они и стали членами-учредителями II Рейха, а их монархи были признаны юридически равными Прусскому Королевскому Дому. Но конфликты всё равно возникали, в частности, с Баварией и Ганновером, ориентировавшимися на Вену и Лондон.

Тем ни менее достаточно быстро единая Германия показала стремительные темпы роста экономики и уже к началу ХХ века заняла по общим показателям ВВП второе место в мире после США. Это особенно важно, т.к. полностью нивелирует заявления и утверждения современных глобалистов, что вне либеральных государств, где нет “свободы капитала” невозможно достичь значительных показателей в развитии экономики. Опыт Германии конца XIX -начала ХХ веков с его “национальным капитализмом” и авторитарной монархической системой показал обратное.

Отношения с Берлином стали портиться после победы России в балканской или Русско-турецкой войне 1877-78 гг., когда на Берлинском конгрессе многие условия Сан-Стефанского мирного договора были пересмотрены не в пользу России, и во многом столь невыгодным условиям способствовал князь Бисмарк. Неутешительными результатами можно считать даже тот факт, что освобождённая Болгария получила от «международного сообщества» Главу государства в лице германского принца Александра Баттенберга – принца-бастарда из Гессенского Дома. Несмотря на то, что он был племянником Императрицы Марии Александровны, весь курс, проводимый его правительством, был направлен на сближение с Берлином и Веной, что было прямым оскорблением для России. Сменил его позднее также ставленник Берлина и Вены – принц Фердинанд. Т.е. Россия уже тогда не могла добиться для себя приемлемых результатов в международных отношениях, несмотря на потери в войне с Турцией.

Несмотря на это Петербургский Двор по-прежнему рассматривал Берлин, как единственное союзное государство в Европе. Отношения начали меняться после восшествия на Престол Александра III. Как сам новый монарх России, так и его супруга датская принцесса Дагмара испытывали устойчивую германофобию, и резкий негатив к Дому Гогенцоллернов и Кайзеру Вильгельму II. Это объяснимо как убеждёниями о мессианстве России в славянском мире, которые были присущи Александру III, так и памятью его супруги о проигранной Пруссии войне со стороны Датского королевства в 1864 году. Это накладывалось на пангерманизм и встречный страх Кайзера Вильгельма II перед славянством и “огромностью” России.

Иными словами субъективные факторы дополнили объективные причины (противоречия в экономики), которые вели к конфликту бывших союзников в Европе. Не последнюю роль в этом играла и английская дипломатия, которая начиная с Крымской войны не оставляла попыток добиться изоляции России в Европе, тем более это было не сложно, учитывая то, что дочь Королевы Виктория была женой Кайзера Фридриха III и матерью Вильгельма II. Правда при сыне её виляние на политику берлинского правительства практически сошло на нет, но она недвусмысленно давала понять своему сыну Вилли, что прежде всего желает сохранить дружеские отношения Лондона и Берлина. Наконец с конца XIX века начинает распространяться националистическая пангерманистская доктрина “Расширение Германии на Восток”, (“Drang nach Osten”). Эта доктрина предполагала полное подчинение славянских народов интересам Германской Империи и вела, хоть и не явно, к вооружённому конфликту с Россией, как главным гарантом сохранения мира и свободы славян в Восточной Европе. Заключённый союз России и Франции в 1893 году стал для Берлина неприятным сюрпризом, т.к. Вильгельм II был уверен, что консервативно настроенный Александр III не пойдёт на союз с республиканской Францией.

Ключевым узлом в германо-российских отношениях можно и нужно считать Бьёркский договор 1905 года, в соответствии с которым Германия и Россия должны были оказывать друг другу военную помощь в случае нападения третьей страны. Четвёртым пунктом этого соглашения был тот, что Россия должна была после его ратификации ознакомить с ним Францию, как своего союзника по Антанте и добиваться включения Франции в данный союз. Это принципиально меняло весь расклад политических сил в Европе, т.к. главным остриём удара для данного союза была Британская Империя, и именно она была главным геополитическим противником России в течение последних 50-лет. Именно Британия была главным соперником России в Средней Азии и Франции в Африке. К тому же, именно Лондон был скрытым союзником Японии во время русско-японской войны 1904-1905 гг. Сам Николай II писал в письме французскому правительству: “Враждебная и вызывающая политика, которой всё чаще считает нужным придерживаться к другим державам британское правительство” заставляет его и Кайзера Вильгельма прибегнуть к серьёзным шагам по организации отпора английской агрессии, путём заключения союзного договора.

Таким образом, ещё до подписания Бьёркского договора, российская сторона сообщила французам о своих намерениях в отношении заключения соглашения с Германией против Англии, что естественно вызвало движение всех скрытых механизмов и лиц, не заинтересованных в сближении самой индустриально развитой державы Европы с самой богатой ресурсами страной Евразии – Россией. Это неминуемо грозило изоляцией Британии в рамках её островного положения и возможная потеря всех колоний. Был ли этот договор “коварным ходом” Кайзера очень трудно сказать. Скорее он отчётливо понимал, что война России на стороне Франции будет угрозой войны на два фронта, что хоть и входило в будущий план Шлиффена, но создавало неприемлемые риски для Германии, об этом он писал Бисмарку ещё  1888 году: “Я держусь мнения, что если мы начнём войну на Востоке, то нам её придётся вести на двух фронтах”. В то же время, важно другое, что данный шанс на налаживание отношений с Берлином после 15 лет “охлаждения” был упущен.

Рассуждения некоторых современных историков о том, что союз с Германией делал Россию зависимым и ведомым партнёром в большой европейской коалиции, и грозил ей остаться один на один с германскими милитаристами имеет право на существование, но по факту Россия оказалась в одной лодке с “партнёрами” из Лондона и Парижа, которые не упустили момента оказать всяческое содействие в поддержке антимонархической оппозиции в лице думских заговорщиков и приветствовали свержение российской монархии. Исходя из этого факта, предупреждения как Кайзера Вильгельма, так и Петра Дурново об угрозах в случае войны России с Германией, при союзе с Англией и Францией не так уж были “идеологизированы”, как хотят представить некоторые германофобы.

В то же время в срыве Бьёркского договора сыграл свою зловещую роль С.Ю.Витте – явный агент олигархических кругов США и Франции, и глава МИД Ламздорф маниакальный англофил, который понимал, что союз Берлина, Петербурга и Парижа станет реальной угрозой для Британии, как в колониях так и в Европе. Именно эти лица сделали всё, чтобы Бьёркское соглашение не вступило в силу. Мнительность Николая II, негативное отношение к Кайзеру Вильгельму его матери и жены, интриги франко-английского лобби при русском Дворе – всё это предопределило негативный исход Бьёрских соглашений. Единственную выгоду, которая из этой ситуации получила Россия – новый французский заём и перспективу неизбежной войны с Германией. В то же время по косвенным данным Николай II знал о том, что за революционным подпольем, которое вело открытую борьбу с российским правительством, стоят определённые круги как США, так и Англии и Франции. Уже в конце 1905 года Николай II получил известия о том, что состоялась встреча представителей революционеров с французским посланником в Петербурге М.Бомпаром. Но даже это не изменило взгляда Николая II на отношения с Францией. После того, как в 1907 году был подписан Тегеранский договор о разделе сфер влияния в Персии между Англией и Россией, и после присоединения Англии к русско-французскому союзу конфигурация будущей войны стала более чем очевидной.

Бывший министр внутренних дел Пётр Дурново справедливо указывал в своей “Записке”, что у России и Германии нет неразрешимых противоречий, как не даёт никаких выгод для России союз с Британской Империей: Сколько-нибудь внимательно вдумываясь и присматриваясь к происшедшим после Портсмутского договора событиям, трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные нами в результате сближения с Англией. Единственный плюс – улучшившиеся отношения с Японией – едва ли является последствием русско-английского сближения… Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов. Заморских колоний у нас нет и, вероятно, никогда не будет, а сообщение между различными частями империи легче сухим путем, нежели морем. Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться. Зачем оживлять центробежные стремления, не заглохшие по сию пору в Привислинском крае, привлечением в состав Российского государства беспокойных познанских и восточно-прусских поляков, национальных требований которых не в силах заглушить и более твердая, нежели русская, германская власть?”.                                                    

В свете последних событий на Украине интересно замечание Петра Дурново в отношении Галиции, которая по планам должна была войти в состав России после поражения Австро-Венгрии:

“Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров… Высказываться за предпочтительность германской ориентации не значит стоять за вассальную зависимость России от Германии, и, поддерживая дружественную, добрососедскую с нею связь, мы не должны приносить в жертву этой цели наших государственных интересов… Не следует упускать из вида, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мире, противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в несравненно меньшей степени, Францией. Как это ни странно, Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к ослаблению монархического начала…           

С этой точки зрения борьба между Германией и Россией, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как, несомненно, сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются названные две великие державы. Более того, нельзя не предвидеть, что, при исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу… Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, – будем надеяться, частичные, – неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, все будет поставлено в вину правительству…

Тройственное согласие – комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последнею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии. Такая лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам, политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное сожительство культурных наций, которому угрожают не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия, а лишь вполне естественное стремление Англии во что бы то ни стало удержать ускользающее от нее господство над морями. В этом направлении, а не в бесплодных исканиях почвы для противоречащего самым своим существом нашим государственным видам и целям соглашения с Англией, и должны быть сосредоточены все усилия нашей дипломатии…            

При этом, само собой разумеется, что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям восстановить испытанные дружественно-союзные с нею отношения и выработать, по ближайшему соглашению с нами такие условия нашего с нею сожительства, которые не давали бы почвы для противогерманской агитации со стороны наших конституционно-либеральных партий, по самой своей природе вынужденных придерживаться не консервативно-германской, а либерально-английской ориентации”.

 

Как и предостерегал Пётр Дурново война России и Германии привела к крушению монархических государств в обеих странах, мало того, именно Первая мировая война уничтожила ту прослойку российской элиты, которая безоговорочно была предана своему Государю. Гвардия, погибшая в Мазурских болотах и во время Галицийской операции, была тем недостающим компонентом, который мог принципиально изменить положение дел и расстановку сил в революционном Петрограде в феврале 1917 года. Именно наличие верных Престолу полков гвардейской кавалерии предрешили судьбу декабрьского мятежа, в далёком 1825 г. на Сенатской площади.

Первая Мировая стала по истине братской могилой российской, германской и австрийской аристократии, и безусловным триумфом англо-американской олигархии, которой одним точным ударом удалось устранить своих цивилизационных конкурентов с политической карты мира.

Путь к англо-американскому геополитическому господству, которое стало формироваться во второй половине ХХ века, и окончательно оформилось в конце ХХ века, был открыт именно с началом Первой мировой войны. Переосмысление тех событий 100-летней давности и переформатирование глобальных геополитических союзов, исходя из событий последних 25 лет англо-американской гегемонии – вот та задача, которая стоит на повестке дня в Париже, Берлине и Москве.

vespa