Геттисбергу 150 лет, или Кое-что поучительное от “серых” и “синих” (часть 3)

Итак, вернемся на минуту к полковым памятникам, примеры которых я уже приводил во второй части рассказа. Их очень много и некоторые из еще не показанных заслуживают того, чтобы бросить на них взгляд.

ЧАСТЬ 1                 ЧАСТЬ 2

Это на мой взгляд самый странный памятник на поле, расположенный недалеко от «верхней отметки прилива». Он сооружен в честь 42 Нью-Йоркского пехотного полка, но изображен на нем американский индеец, стоящий у вигвама. Это должно символизировать мудрость и мужество полка, но выглядит монумент так, как будто в этом полку воевали индейцы, что не соответствует действительности.

А это пожалуй самый большой и вычурный памятник, стоящий на Литтл Раунд Топ’е; его высота около 14 метров и сооружен он в честь 44 Нью-Йоркского пехотного полка и двух рот 12 Нью-Йоркского пехотного полка, к нему присоединенных. Памятник сделан в виде небольшого замка с башней; во внутреннем помещении памятные таблицы с именами, историей полка и проч. Винтовая лестница ведет на смотровую площадку, с которой хорошо видна передняя часть холма и Берлога Дьявола.

Этот памятник – в честь 7 Нью-Джерсийского добровольческого полка. Интересным он мне показался своей формой в виде конической пули, которыми стреляли из нарезных ружей. Причины сделать памятник в виде именно пули, а не артиллерийского снаряда были вескими; почти 90% потерь в ту войну были от ружейного огня.

Последний памятник в этой группе – вот этот кельтский крест. Он поставлен штатом Нью-Йорк в честь трех нью-йоркских полков Ирландской бригады (всего в бригаде было пять полков, но не все они были из Нью-Йорка). Ирландский волкодав у основания креста символизирует веру и преданность. А вот лист клевера вверху на кресте, хотя и совершенно уместен на памятнике ирландцам, является тут не специфически ирландским символом, а опознавательным значком 2го корпуса.

Кроме полков свои монументы устанавливали на поле и штаты. Примером может быть Пенсильванский мемориал, хотя следует признаться, что это не типичный пример, а самый «роскошный» мемориал такого рода. Около него не зря расположена рекомендованная остановка автотура.

Первый ярус этого сооружения покрыт плитами с полным списком всех генералов из Пенсильвании, всех полков и батарей и все пенсильванцев, участвовавших в Геттисбергской кампании.

Выше, среди колонн стоят статуи избранных государственных деятелей и генералов-пенсильванцев, коих было немало под Геттисбергом. Статуй на всех не хватило, поэтому многим достались только имена, высеченные на стенах мемориала. Однако повторю, что имена всех солдат, офицеров и генералов, участвовавших в кампании есть на таблицах.

Винтовая лестница ведет на смотровую площадку, опоясывающую купол снизу.

По ее углам расположены вот такие таблички с указанием направлений и расстояний до разных точек на поле боя, в Пенсильвании и в Америке (возможно и в мире, не помню).

Аромат истории исходит не только от монументов полкам, бригадам и солдатам целых штатов, но и небольших памятникам отдельным лицам, причем не столько генералам, большая часть которых получила свои в разной степени заслуженные памятники, сколько людям, которые или не имели шансов быть замеченными в круговерти сражения, или вообще не были военными.

Это памятник патеру Уильяму Корби, капеллану одного из полков Ирландской бригады. Он благословил солдат бригады и прочитал над ними разрешительную молитву перед тем, как они отправились в бой в район неподалеку от Пшеничного Поля (туда, где установлен крест с волкодавом у подножия).

А вот этот человек, в отличие от о. Корби, оружие носил, хотя в армии и не состоял. Во время боев первого дня местный житель Джон Бернс, 70-летний ветеран войны 1812 года (не той, которая наша Отечественная, а той, что случилась между США и Англией, т.е. в некоторой степени война на стороне Наполеона), взял свою старую кремневую гладкостволку и попросился в цепь застрельщиков Железной бригады (застрельщики это солдаты в рассыпном строю, которые находятся впереди основных сил полка; в ту войну в передовую цепь выделяли обычно 1/5 часть полка). Бернса унесли с поля только после трех ранений. Он оправился от ран и прожил еще 9 лет, став местной знаменитостью как единственный гражданский, взявший оружие, чтобы защищать Геттисберг.

А вот этот монумент неподалеку от пожарной части города напоминает об одной весьма трогательной истории. После первого дня боя на окраине города было найдено тело безымянного солдата северян. В окоченевших пальцах он сжимал фотографию троих детей, видимо желая взглянуть на них перед смертью. Стали разыскивать семью погибшего; историю эту с портретами детей напечатали во многих газетах. Из них миссис Филинда Хьюмистон, проживающая в штате Нью-Йорк, и узнала, что осталась вдовой; погибший сержант Амос Хьюмистон был ее мужем и отцом троих осиротевших детей. В адрес вдовы Хьюмистон стали приходить многочисленные пожертвования, часть которых была использованы для основания в 1866 году дома для солдатских вдов и сирот в Геттисберге.

А этот знак стоит на месте ранения генерала Сиклса. Он был одним из ярких эксцентриков, так ценимых любителями истории. Это тот самый Сиклс, который без приказа двинул свой корпус поближе к позициям конфедератов о чем речь шла ранее. Естественно, начальство и многие сослуживцы-генералы были в ужасе и винили его во всех бедах, но Сиклс до самой смерти утверждал, что этим решением спас сражение.

Сиклса было легко критиковать; он был единственным командиром корпуса, который не был профессиональным военным. До войны он был известным адвокатом и конгрессменом; характера при этом был совсем не мирного. Когда его супруга завела роман с другим известным юристом – прокурором округа Колумбия и по совместительству сыном американского гимнописца, Сиклс застрелил соперника, после чего был оправдан судом. (При этом сам Сиклс не считал зазорным завести роман с молодой, красивой мадам элитного борделя в Нью-Йорке, которую он счел возможным представить королеве Виктории.)

К Сиклсу с осторожностью относились генералы, постоянно ожидая от него очередного заскока, но солдаты любили его за то, что он не боялся быть с ними там, где было страшно. Это в полной мере проявилось в его ранении под Геттисбергом; когда ядро раздробило ему ногу, Сиклс закурил сигару и спокойно ждал санитаров с носилками, чтобы не вызвать паники. Ногу, которую ему тут же ампутировали, он отправил в военно-медицинский музей и нередко навещал ее после войны.

Неоднозначность характера Сиклса проявилась и в монументальном наследии. Он единственный корпусной командир северян, оставшийся без памятника на поле сражения. Ветераны бригады, которой он исходно командовал, хотели исправить положение и поставив вот такой мемориал в память об участии бригады в бою (пять колонн в честь пяти полков) намеревались поместить между колоннами бюст Сиклса. Но к большому удивлению организаторов, деньги собранные на изготовление этого бюста бесследно исчезли. Это загадочное происшествие не помешало Сиклсу снова быть избранным в Конгресс и проработать там много лет, сделав очень много для того, чтобы поле сражения при Геттисберге стало федеральным памятником.

Каждая личность, каждая история, каждое острое словцо того времени тщательно сберегается и передается. Все поле пропитано историей, но гуще всего ей напитано, пожалуй, городское кладбище. Оно расположено, разумеется, на Кладбищенском холме, которое стало основным опорным пунктом северян. Любопытно, что у входа на это кладбище 1 июля 1863 года висело объявление: «Использовать огнестрельное оружие строго запрещается».

Недалеко от входа вы увидите скульптуру женщины с лопатой. Это памятник в честь вклада женщин в ту войну. А изображена здесь Элизабет Торн – жительница Геттисберга, супруг которой записался в федеральную армию, оставив ее дома беременную и с тремя детьми. После сражения она своими руками похоронила почти 100 человек, отчего горожане попросили ее и дальше присматривать за кладбищем, чем она и занималась до тех пор пока с войны не вернулся ее муж.

Это могила 70-летнего вольного стрелка Джона Бернса и его жены Барбары. Видите небольшую звезду на земле перед памятником? Это значок ветеранской организации армии северян.

А это могила Джинни Уэйд, единственного гражданского лица, погибшего в эти дни. Случайная пуля, выпущенная неизвестно кем, залетела в дом ее сестры, где она пекла хлеб и сразила ее наповал.

Рядом с могилой Джинни случайно попавшая в кадр могила супружеской пары Типтон. Покопавшись в банках памяти своей головы, я вспомнил, что так звали одного из известных фотографов того времени, сделавшего немало снимков во время Войны штатов. Это оказалась могила его родителей.

Помните, что другая высота, на которой укрепились северяне, называется Калпс-хилл? Это название прицепилось к ней через несколько лет после сражения, а называется этот холм так по имени владельца земли, на которой этот холм расположен, которого звали Генри П. Калп. Где же ему быть похороненным, как не на городском кладбище в Геттисберге? Маленькая плита слева – его памятник.

А вот те самые могилы, которые выкапывала Элизабет Торн. Большинство из них – северян, но на переднем две могилы южан, умерших 12 июля и 13 сентября 1863 года. Скорее всего, это были взятые в плен раненые. Кстати, вы заметили, что форма плит у памятников южан и северян (хорошо видно три северянские плиты) различается? У северян верх округлых, а у южан уголком. Существует городская легенда, объясняющая эту разницу. Правильная она или нет, я не знаю. Можете угадать это объяснение?

Но далеко не все раненые оказались на кладбище, многие вылечились или хотя бы выжили; эти все же были не «темные века», а времена Пирогова и Листера. Госпитали на поле сражения, под которые обычно использовали хозяйственные постройки, как вот этот амбар на ферме Эдварда Макферсона, тоже помечены.

Демонстрация работы полевого госпиталя во дворе дома, сохранившегося со времен сражения. Этот известный исторический дом был куплен ассоциацией, занимающейся сохранением памятников истории Геттисберга, и превращен в частный музей. Вход в него, кстати, бесплатный.

Очень важным аспектом сохранения исторической памяти о Геттисбергском сражении и Войне штатов в целом является то, что она велась между людьми, которые незадолго до нее и после нее были жителями одного государства за что ее любят называть гражданской, хотя это название не отражает ее характера. Но так или иначе, после такой войны требуются особые усилия для примирения и написания такой версии истории, в которую можно втиснуть большинство фактов, избежав при этом возобновления военных действий, и на которой можно воспитывать подрастающие поколения в духе единства нации. Особенно энергичными усилия по послевоенному примирению стали на рубеже 19 и 20 веков по мере развития идеи американского национализма. Официальную часть примирительных усилий можно связать с открытием в 1938 году вот этого мемориала с вечным огнем.

Вот так он выглядит

Если подойти поближе, то на стеле увидим барельеф – две классически выглядящие женщины (это обычные формы 30х годов, тут ничего необычного нет) и при них небольшого размера орел – символ США .

На передней части стены, опоясывающей площадку вокруг свечи вечного огня написано: «Мир вечный в нации единой».

И тем не менее, разделение не преодолено и по сей день. Не надо даже читать книжки для того, чтобы понять, кто победил и кто потерпел поражение. За день проведенный в музее и на поле (всего около 10 или 11 часов) я насчитал 12 (двенадцать) автомобилей с южными номерами. Сколько я осмотрел номеров, точно сказать не могу, но несомненно сотни. Та же самая статистика наблюдается и для памятников. Сейчас на поле находится около 430 различных памятников северянам (мемориалы штатов, полковые, генералам и т.д.) и всего около 30 памятников южан. Из них только три полковых памятника двум полкам. Почти все остальные монументы южан – мемориалы, сооруженные штатами, входящими в состав Конфедерации.

Памятники конфедератам расположены в районе, где располагался их центр и правый фланг. Большинство находится там, откуда начиналась атака Пикетта.

Мне кажется, что я уже показывал два небольших полковых монумента в местах наибольшего продвижения 26 Северокаролинского пехотного полка и 11 Миссисипского пехотного полка. Они дошли до каменного забора, по которому шла линия северян, но не смогли через нее прорваться.

Вот памятник каролинцам; фотография показывает направление атаки

А это миссисипцам; фотография сделана в направлении, откуда двигался полк

Интересно, что там, где 11 Миссисипский полк строился для атаки стоит еще один их памятник. На нем изображен реальный человек и реальный момент этой атаки, но не буду вас утомлять, а замечу только вот что: первая рота этого полка (вообще-то тут роты обозначаются буквами, так что буквально это была рота А) состояла из студентов Университета Миссисипи. В 1861 году почти все студенты ушли на фронт и университет временно закрылся.

Конфедераты, как я уже рассказывал, прорвали линию северян в месте, которое называется «углом» возле которого сейчас располагается монумент под названием «Верхняя отметка прилива». Среди стоявших там 3 июля войск северян была батарея лейт. Кушинга (или Кашинга, на русский перелагают по-разному), который погиб в этом бою. Эту батарею захватили солдаты бригады ген. Армистеда, но и генерал при этом был ранен и умер два дня спустя в плену у северян.

Вот знак, который стоит на месте ранения Армистеда. Пожалуй, это самый старый памятный знак конфедератов. Он был поставлен в 1887 году.

А вот так он вписывается в пейзаж. Знак на месте его гибели (приблизительном, разумеется) находится неподалеку от знака, поставленного на месте гибели командира захваченной батареи. Фактически место смертельного ранения Армистеда и есть верхняя отметка прилива.

Вот и все полковые монументы конфедератов. Большинство южных мемориалов это монументы, поставленные штатами в память о своих ребятах, воевавших и погибших под Геттисбургом.

Самый ранний из них вот этот – мемориал Вирджинии, открытый, кажется, в 1917 году.

Одновременно он является и памятником генералу Ли.

Вот эта табличка у подножия памятника: «Руки прочь! Всякий, кто портит этот мемориал будет оштрафован на 500 долларов.» Это не особенная забота об этом мемориале. Такие же таблички можно найти повсюду, в том числе и у мемориалов северян. Видимо, некоторые из них более популярны среди любителей забираться на памятники и т.п.

Это мемориал Северной Каролины. Он несколько моложе вирджинского (ок. 1929 года), но довольно старый по сравнению с другими монументами конфедератов. Как видим, установка памятников южанами началась только в эпоху примирения. В течении первых 50 лет на поле были практически только памятники северян (не считая монумента на месте ранения Армистеда).

Мемориалы Луизианы и Миссисипи сооружены в 70х годах, поэтому скульптурные работы очевидно отличаются от тех, что на вирджинском и северокаролинском мемориалах.

Это луизианский мемориал; внизу – павший солдат, покрытый боевым флагом Армии Северной Вирджинии (в просторечии, флагом Конфедерации), а вверху трубящий ангел, который держит в руках, видимо, пламенное сердце павшего в бою.

Реалистично показано состояние снабжения армии конфедератов – обратите внимание на ботинки.

Мемориал Миссисипи – солдат врукопашную защищает павшего знаменосца. Видно, что скульптуры для Луизианы и Миссисипи это работы одного и того же скульптора.

Вот этого

Мемориал штата Теннессии самый новый и самый простой из конфедератских – гранитная плита с гравировкой. Три звезды на верху монумента, три солдата на изображении символизируют три полка из Теннесси под Геттисбергом.

Об их истории, составе и потерях можно прочитать на оборотной стороне плиты. Теннессийских полков было мало, поскольку в Теннесси тоже шли бои и большинство солдат из этого штата сражались дома.

А это общий памятник солдатам и морякам Конфедерации. Его автор, как видите, тот же самый, что и у мемориалов Луизианы и Миссисипи.

На его пьедестале написаны имена всех штатов, сражавшихся на стороне Конфедерации, и есть вот такая памятная надпись в честь последнего солдата Конфедерации, умершего в 1959 году (замечу от себя – пережившего при этом последнего ветерана северян на три года).

На этой ноте можно было бы и закончить описание поля сражение при Геттисберге, но к такой обильной, но безыскусной пище просто необходимо добавить чего-нибудь остренького. И остренькое здесь в наличии. Разумеется, без масонов дело не обошлось.

Генерал Армистед, командир бригады в дивизии Пикетта, и генерал Хэнкок, командир корпуса северян, державшего оборону против атаки Пикетта, были большими друзьями. Надо сказать, что это было обычное дело в ту войну, потому что все профессиональные военные вместе учились в Вест-Пойнте, вместе служили, вместе воевали в Мексиканскую войну. Будущие офицеры и генералы Конфедерации разрывались между верностью армии, в которой прослужили много лет, и своим старым армейским друзьям, с одной стороны, и преданностью своей родине и семье, с другой.

Итак, Армистед и Хэнкок были старыми друзьями. Более того, оба они были масонами. Когда Армистед был тяжело ранен, Хэнкок не смог навестить раненого друга, потому что был ранен сам. Но он послал к нему своего штабного офицера капитана Бингэма, который тоже был масоном. Чувствуя, что ранение серьезное, Армистед попросил Бингэма передать Хэнкоку на память свои часы и прочие личные вещи.

Этот момент запечатлен на монументе, поставленным недалеко от геттисбергского кладбища масонами в честь масонов, сохранявших свое масонское братство несмотря на то, что они верно служили своим народам по разные стороны конфликта, разорвавшего страну.

Незамысловатая мораль второй и третьей частей этой заметки (надеюсь, будет еще и четвертая, но та уж будет состоять из одной лишь морали) состоит в том, что было бы неплохо поучиться у американцев скрупулезному сохранению истории и умелому использованию ее в целях создания и поддержания того, что называют духом нации. В этом использовании нет ни ловкачества, ни изворотливости, ни другого непристойства.

Нет никакой причины успокаивать себя тем, что в России есть все это и вдесятеро более того, что мол не гоже нам потешно суетиться, как безродным космополитам, у которых история короткая, как заячий хвост. Верно, есть в России вдесятеро, но тут стоит вспомнить нерадивого слугу из евангельской притчи, который получил талант и закопал его в землю, когда надо было использовать его, пуская в оборот.

В России много мест, где можно было бы создать прекрасные научно-просветительские центры, которые были бы полезны как историкам, так и пятиклассникам; где история оживала бы, где ее можно было бы потрогать и пережить. Без живой памяти история отступает в пыльные книжки и вытащить ее оттуда без сверхусилий не удается, отчего на ее место с незавидным постоянством являются всякие самозванцы.

В России есть немало мест, где происходили поворотные для страны и всего мира (хотя мир не всегда это признает) события. Где национальные парки, расположенные в этих местах? Где хотя бы национальный парк «Бородинское поле», в котором поле сражения защищено от хозяйственной деятельности и застройки и оборудовано как гигантский музей под открытым небом? Я понимаю, что там есть немало монументов и что существует даже музей-заповедник «Бородинское поле» (хотя я не вполне понимаю, каким образом постройка новых коттеджей может соответствовать статусу заповедника). Но этот музей посещает 300 тыс. человек в год, а национальный парк в Геттисберге 2 млн. в год. И это Бородино, которое есть «наше все»! Что в таком случае можно сказать о менее знаменитых местах?

У России действительно богатая история, но ее не то продали на металлолом в недавнем прошлом, не то стараются скрыть от врага, как Мальчиш-Кибальчиш скрывал Военную Тайну, не то просто не помнят, где она зарыта. Пора уже достать ее из тайника, почистить, подштопать, и использовать по назначению.

Продолжение следует…

Источник