• О ПРОЕКТЕ

 «Государство обращается в церковь»
Достоевский

«Пушкин – это русский человек в развитии, каким он явится через 200 лет»
Гоголь

«Консервативный социализм – это просто другое
название Традиционного общества»

(из разговоров)

Столетний юбилей Русской революции заставляет нас не только внимательнейшим образом всматриваться в историю последних ста лет русской истории, но и вслушиваться в гораздо более далекие рифмы истории. Можно ли, например, не вспоминать в эти дни также и октябрь 1517-го, провозгласивший 95 тезисами Лютера грозное начало революционной эпохи в Европе.

Эти же многозначные рифмы заставляют формулировать наши важнейшие вопросы максимально фундаментально. Чем были для мира прошедшие 500 лет Революции? Какова природа Революции и почему традиционная христианская Европа не устояла перед ее натиском? Что такое Революция и что такое Традиция в их онтологических началах? Наконец, что такое сама История?

Очевидно, что лишь ответив на эти фундаментальные вопросы, можно подойти и к ответам на вопросы, более насущные. Именно этим путем, сколько бы трудным он не казался, мы и пойдем.

Итак, прежде всего, необходимо понять, что такое в своих онтологических основаниях Революция и Традиция; затем – проанализировать исторические судьбы обоих начал (или, скажем иначе – исторических векторов); затем – вникнуть в духовные причины поражения Традиции и гибели традиционной Европы; определить место России в общей драме Христианского мира; проанализировать  перипетии борьбы Традиции и Революции в русской истории и  выяснить причины крушения исторической России; особенно внимательно вглядеться советский период, с его причудливым переплетением модернистских и консервативных элементов… Что бы, наконец, выйти вратами новейшего времени в наше настоящее. И лишь тогда почувствовать себя готовыми отвечать на насущные вопросы сегодняшнего дня. В какой фазе войны Традиции и Революции находится современный мир? Куда ведет его вектор Революции и что конкретно может противопоставить ему Традиция?

Вот по такому примерно плану мы и построим свою работу. Она будет состоять из четырех частей.

В первой (Дух Революции против духа Традиции) мы попытаемся ответить на вопрос: что такое История и как рождаются в ней традиционный (консервативный) и революционный вектор? Как и почему происходит слом традиционной парадигмы и революционный вектор начинает превалировать?

Во второй – обратимся к русской истории и попытаемся осмыслить место и судьбу России в общей трагедии Христианской цивилизации.

В третьей – обратимся к советскому периоду и проследить  странную метаморфозу советского большевизм от от чисто революционной стихии к почти традиционной империи, причудливо сочетавшей в себе модернистские и традиционные черты. Наконец, в четвертой части, суммировав наши выводы, попытаемся продолжить наше настоящее насколько возможно в будущее и нарисовать некоторые черты той идеологии и общества, которые могли бы достойно противостать революционным тенденциям современности…

Но прежде чем мы приступим, немного о слове «социализм» в названии работы.

Что такое консервативный социализм?

Слово «социализм» впервые употребил французский философ Пьер Леру в 1834 г. В работе «Индивидуализм и социализм» Леру вводит понятие «социализм» как прямую антитезу «индивидуализму» (либерализму), противопоставляя общественную функцию человека его стремлению «к свободе». При этом, обосновывая идею социального государства, Леру ссылается на утопистов, Мора и Кампанеллу. Однако, настоящим основанием идеи «общественного государства» (в том числе и для Мора и Кампанеллы) является, конечно, «Государство» Платона.

Платон

В диалоге «Государство» Платон описывает традиционное трехсословное иерархическое общество: мудрецы (или цари-философы), стоящие во главе государства, сословие воинов, защищающее страну («стражи»), и сословие крестьян, ремесленников, торговцев  («кормильцы»). Это очень надежное, сплоченное, спаянное воедино общество, в котором каждый на своем месте, все друг в друге нуждаются и каждый призван заботится о других (каждый за всех и все за каждого).

Идеальное государство Платона есть, по сути, монархическая аристократия. Именно из аристократии (сословия воинов) выходят, путем отбора лучших, будущие мудрецы-правители. Все в государстве подчинено благу общего. Частная собственность в высших кастах упразднена. Ведь такое благороднейшее сословие, как воины-стражи способно на высшее проявление любви – дружбу, а у друзей все должно быть общее, – говорит Платон. Обобществлены (в целях воспитания идеального потомства), даже дети. Зато для способных детей открыты все социальные лифты, не взирая на сословия. Во всем строе идеального государства царит Евгеника, нацеленная на отбор лучших пар и лучшего потомства.

Если таково идеальное государство – власть благородных и лучших, нацеленных на достижение идеала гармонии и блага, то противоположна ему, конечно, власть самых развращенных, власть денежных мешков – олигархов. Но последним воплощением зла является даже не она. Ведь даже самая безобразная олигархия обязательно скатится еще ниже, к хаосу, анархии и произволу остервенелого плебса, то есть –к демократии.

Позднее, идеалы платоновского «Государства» питали социальные институты Христианской Римской империи. Византийская «Симфония властей» представляла собой все то же иерархическое трех-сословное общество, которое венчали император и патриарх, вместе осуществляющие заботу, один – о физическом, а другой – о духовном мире граждан Империи.  

Бенджамин Дизраэли

Когда, гораздо позднее, Бенджамин Дизраэли будет описывать средневековую идиллию сословного социального государства, в котором «имущие и неимущие представляли собой естественное единство», подобное «двум братьям-близнецам», и призывать к ней вернуться, Маркс язвительно назовет эти идеи «Молодой Англии» «феодальным социализмом». Но мы вполне можем принять этот термин безо всякой иронии.

Действительно, традиционное патерналистское общество под властью христианской церкви и короля, когда богатые помогают бедным, а мир в силу этого устойчив и прочен, во многих чертах и было таким «феодальным социализмом».

На Востоке же, где феодализм не развился, осуществлялся свой, чисто имперский социализм, во многом даже гораздо более социально защищенный, нежели западный.

Федор Успенский в «Истории Византийской Империи» описывает византийский крестьянский общинный уклад как, в высшей степени, надежный и социально защищенный. «Крестьянский закон» VIII в. дает нам прекрасную иллюстрацию такого уклада и социальных мер, направленных на установление и защиту свободного крестьянского сословия и мелкого землевладения.

А о таких мерах имперского правительства, как возложение круговой ответственности на крупных землевладельцев за состоятельность общины (крупные бюрократы жестко принуждались к защите интересов мелких собственников и крестьянской общины), Успенский говорит как о «редких в истории мерах», которым Запад «не может представить и тени подобия».

Этот общинный уклад, сохраняемый под бдительным присмотром имперской власти, был столь крепок и надежен, что оставался несломленным вплоть до турецкого завоевания.

На Западе, с его борьбой за власть и сложными феодальными взаимоотношениями сюзеренов и вассалов, подобное внимание высшей власти было исключено, а крестьянская община оказывалась в полной власти поместного дворянина. 

В этой, подрывающей силы государства, борьбе за власть и рождался западный либерализм.

Именно фрондирующая аристократия, желающая эмансипироваться от власти короля, стала движущей силой пуританских сект, породивших современный мир с его трехголовым драконом: «либерализмом», «демократией» и тоталитаризмом – неизбежным спутником и надсмотрщиком двух первых.

Не удивительно, что, родившись как антитеза «либерализму», слово «социализм» привлекло к себе всех тех, кто отрицал идеи просвещения и французской революции. Такие социалисты как граф Сен-Симон (учение которого Маркс обозвал утопическим) провозглашали аристократическо-буржуазный социализм на основе христианских идеалов и модернизированной церковности. А рука об руку с учениками Сен-Симона, и, фактически, под одними знаменами выступали такие ультра-реакционеры и правые контрреволюционеры, как Жозеф де Местр, де Бональд и Балланш. И вот здесь мы уже с полным правом можем употребить термин «консервативный социализм».

О сущности же последнего сказать, что это просто другое название традиционного христианского общества. То есть, такого общества, которое противостоит предельной атомизации и хаосу либерализма, отстаивает традиционные ценности, считает, что интересы общества должны превалировать над эгоистическими устремлениями индивида, которое смотрит на государство не как на «груду камней», но как на «дом для народа», а на общество – не как на «игру свободных сил», а как на большое общее дело, участником которого является каждый его гражданин. 

 

Продолжение следует