Кампания 1812 года стала для Наполеона временем крушения планов и грандиозной катастрофой. Полмиллиона солдат французской армии заплатили жизнью или свободой за планы императора. Однако и сам Бонапарт серьезно рисковал осенью и зимой 1812 года. Широко известна история, приключившаяся с ним 25 октября под Городей: тогда казачий отряд Иловайского 3-го напал на личный эскорт Наполеона, и свите императора пришлось отбиваться холодной сталью. Иловайскому не суждено было войти в историю как пленителю Наполеона, однако спустя некоторое время Бонапарт вновь оказался в опасной близости от русских солдат. В декабре 1812 года армия, все еще – будто в насмешку – именовавшаяся Великой, переживала агонию. От Березины в сторону Вильно тянулись колонны изможденных, часто безоружных, обмороженных и оголодавших, почти лишившихся надежды людей. Вопреки стереотипу о кошмарной русской зиме, загубившей наполеоновскую армию, настоящие жестокие морозы ударили именно тогда. Хотя для Наполеона его солдаты были просто пешками, но истребление войска означало серьезные неприятности для него самого. Вдобавок, покуда французская армия, все уменьшаясь в числе, тащилась по дорогам Российской империи, угроза власти самозваного императора возникла на тысячи миль западнее – в Париже. Покойник не умер! За несколько лет до того во Франции был арестован генерал Мале. Несмотря на аристократическое происхождение, этому человеку справедливо инкриминировали республиканский заговор. Мале, граф из рода Перигоров, верил в революцию и был искренне готов положить за нее жизнь. Клод-Франсуа Мале Мале содержался в психиатрической клинике, рядом с монархистами и республиканцами. Контингент состоял не столько из душевнобольных, сколько из диссидентов. Как видим, карательная психиатрия – не достижение ХХ века. В лечебнице Мале пользовался относительной свободой: ему удалось связаться с друзьями на воле. Поздно вечером 22 октября 1812 года Мале перелез через стену и бежал. На конспиративной квартире его уже ждали двое сообщников. Вместе эти люди провернули одну из самых удивительных авантюр в истории. Мале собирался ни много ни мало перехватить власть во Франции. На квартире он надел генеральский мундир и в сопровождении товарищей отправился к казармам национальной гвардии. Там Мале отыскал полковника и огорошил его новостью: император Наполеон погиб под Москвой, а Сенат провозгласил республику. Заговорщик произнес яркую речь перед ошалевшими офицерами и солдатами гвардии: «Тиран погиб под ударами мстителей! Он получил то, что заслуживал от Родины и человечества. Граждане, в этот день, навек запомнившийся, мобилизуйте всю вашу энергию, чтобы сорвать с себя постыдное ярмо. Уничтожайте тех, кто станет на вашем пути, поддерживайте тех, кто присоединится к вам. Умрём, если надо, за нашу родину, за нашу свободу!» Никто не подверг сомнению его слова – начиная с 1789 года, Франция находилась в ярчайшем вихре войн и политических событий, а сама империя была конструкцией не такой уж старой и упрочившейся. Французы видели бунты, перевороты и гильотину, и, надо полагать, всегда были готовы к новому витку революции. Трескучих фраз типа «Соединим же наши силы и дадим родине конституцию, которая принесет подлинное счастье французам!» хватило для того, чтобы офицеры, командиры батальонов перешли в распоряжение самозванца. Мале нес вдохновенную околесицу: русские в Польше, Бонапарт погиб в Кремле, нужно немедленно утверждать новую власть. Один за другим отряды гвардии отправлялись на задания: занимать банк, арестовывать чиновников Наполеона, брать ратушу. Министр полиции Савари был захвачен, тюрьма «Ла Форс», где содержались многие государственные преступники, открыла двери. Первым, кто заявил, что Мале самозванец, стал военный комендант Парижа, но его застрелили в упор из пистолета. Даже те офицеры, которые отлично понимали, что происходит, спокойно переходили на сторону заговорщиков: их прельщали новые должности. Может быть, Мале даже сумел бы захватить Париж, но первые успехи вскружили ему голову. В Главный штаб он пошел со всего одним офицером. В штабе находилось достаточно людей, настроенных более скептически, чем солдаты национальной гвардии. Мале скрутили и объявили самозванцем прилюдно. В 4 утра заговорщики начали воплощать в жизнь свой план, а около девяти солдаты уже расходились по казармам. Одному из заговорщиков перед арестом с насмешкой рассказали о судьбе Наполеона: «Покойник не умер!» Расстрел участников заговора Заговор провалился, но у властей и лично Наполеона имелись все основания переживать. Смутьян почти в одиночку потряс Париж. Известие об этом событии скоро достигло Наполеона, и теперь к беспокойству по поводу войск для будущих кампаний добавился страх за судьбу собственного трона во Франции. Бегство оптимистов К моменту, когда Наполеон получил тревожные известия из Парижа, армия уже разваливалась. Спасти разлагающееся войско не могло уже ничто: от огромной армии осталось несколько десятков тысяч тяжелобольных людей. Наполеону требовалось вернуться во Францию также и для подготовки новой армии взамен погибшей. Проявил ли император цинизм? В известной степени, да: как ни крути, он намеревался бросить людей, в чьем плачевном положении был виноват в первую очередь сам. Этот шаг был вполне оправдан с точки зрения доводов рассудка. 3 декабря в белорусском городке Молодечно Бонапарт продиктовал 29-й, «похоронный» бюллетень Великой армии, венчавшийся словами «Здравие Его Величества находится в самом лучшем состоянии». Последней фразой Наполеон хотел опровергнуть слухи, посеянные Мале по поводу его тяжелой болезни или гибели, однако легко представить, какой эффект такие слова произвели на страну, узнавшую о гибели огромного войска. Как бы то ни было, император приготовился к отъезду. Его должен был сопровождать минимальный эскорт. Начиная от Ошмян, боеспособность императора должна была обеспечивать 34-я дивизия. Это был последний резерв Великой армии, последний крупный отряд, вошедший в Россию. Основу ее составляли французские, немецкие и итальянские части, а численность доходила до 12 тысяч человек. Двадцатиградусный мороз создавал огромные трудности, однако свежая дивизия пока упорно двигалась вперед из Вильно. Навстречу ей уже тащились остатки разгромленной армии, бойцы которой больше напоминали нищих. 5 декабря Бонапарт в сопровождении польских улан с зажженными фонарями уехал в почтовом экипаже. За ним двигались повозки со свитой. Генерал Бургоэн подробно описал состав императорского поезда: Бивак остатков Великой армии «Отъезд произошел в восемь часов вечера. Поезд состоял из трех повозок и одних саней. В первой повозке — дорожном купе — помещался император и генерал Коленкур, герцог Виченцский; мамелюк Рустан сидел на козлах. Во второй поместились маршал Дюрок и граф Лобау; в третьей — генерал-лейтенант граф Лефевр-Денуэтт, полковник гвардейских егерей, камердинер и два денщика. В сани, наконец, император велел сесть графу Вонсовичу и рейткнехту по имени Ашодрю. Последний с самого начала переезда сообщил польскому офицеру, что их назначением был не Вильно, а Париж. Взвод из тридцати гвардейских конных егерей, избранных генералом Лефевром-Денуэттом из наиболее здоровых и наилучших ездоков из этого полка, служил в качестве конвоя». Любопытно, что Наполеон вовсе не считал, будто в России с ним произошло нечто катастрофическое и непоправимое. Коленкур даже писал о настроении «бесспорно, не менее хорошем», чем в ставке русских. Удивляться этому не приходится. По его мнению, с переходом Березины черная полоса осталась позади. Впереди находился Вильно с продовольственными запасами, там, как казалось императору, можно устроить опорный пункт для новой кампании. Его тревоги связывались только с возможностью гибели или пленения костяка французских войск – маршалов и гвардии. После Березины эта угроза отступила. Что до полумиллиона солдат, то мобилизация сил Польши, призыв вассальных и союзных государств под знамена, наконец, новые наборы в самой Франции – и на поле боя появятся новые полмиллиона. Ну, а вернувшись в Тюильри и восстановив пошатнувшуюся власть, он сможет вновь продиктовать свою волю Европе, пока в Вильно Великая армия сможет восстановить силы. О том, что в Вильно его армия не сумеет удержаться, император даже не думал. Тем часом пехота 34-й дивизии добралась до Ошмян. Солдаты еще не успели провести на морозе без возможности отогреться и принять горячую пищу столько времени, чтобы это вызвало фатальные последствия. Бойцы, однако, смутно представляли себе обстановку. Как рядовые, так и офицеры дивизии полагали, что впереди есть какие-то части Великой армии, так что они находятся в тылу французского войска. Эту иллюзию быстро рассеяли. Партизанская тропа Русские вели преследование остатков Великой армии с огромным трудом. Авторы, приписывающие поражение Наполеона одному морозу, почему-то игнорируют беды, которые тот же самый мороз причинял русской армии. На войсках сказывалась усталость от длительных маршей, росли потери отставшими и больными, поэтому нажим главных сил на остатки воинства Наполеона был слабым. Александр Сеславин Однако мобильные казачьи и партизанские отряды постоянно наносили урон бегущим. Холодным вечером к Ошмянам подступил партизанский отряд под началом Сеславина. Разумеется, слово «партизанский» не следует понимать так, будто его основу составляли крестьяне с топорами и рогатинами: в ХХ веке отряд Сеславина назвали бы скорее рейдовым. В Ошмянах и окрестностях почти не было жителей, кроме некоторого числа евреев. Одного из сынов Израилевых партизаны захватили для допроса и быстро узнали, что в Ошмянах находятся крупные силы. По мнению Ермолова, от того же иудея узнали, кто ожидается в городке в ближайшее время или даже находится там прямо сейчас. Манкировать таким шансом партизанский командир не имел бы права. Однако судя по докладу самого Сеславина, о прибытии Бонапарта в Ошмяны он понятия не имел, а целью своего отряда видел разгром продовольственного склада. Как бы то ни было, еврея использовали в качестве проводника и приблизились к Ошмянам на кратчайшее расстояние. Злополучный иудей вел русских по тропе, почти полностью скрытой под снегом, но где конкретно находится Наполеон, Сеславин, конечно, понятия не имел, потому атаковал наудачу. В Ошмянах царило полное расслабление. Пехота, явившаяся в городок всего пару часов назад, составила ружья в козлы, солдаты дивизии готовились отходить ко сну под крышами. Спокойствие грубо нарушили казаки и ахтырские гусары, ворвавшиеся прямо на улицы Ошмян. Мало того, русские вкатили на улицы артиллерию и палили по французам ядрами и брандскугелями. Пушки привезли на санях. Воцарился дикий хаос, что творится, никто не понимал, в темноте орали «Ура!» и палили из пистолетов. Русские на кураже пробились к крупному дому, который по толпившимся вокруг солдатам и офицерам приняли за место ночлега Наполеона. Там, однако, находился всего только комендант Ошмян, и он сумел убежать. Французы быстро оправились от неожиданности и принялись оказывать активное и чем дальше, тем лучше организованное сопротивление. С отрядом в несколько сот сабель Сеславин не хотел лезть в упорный бой на улице и скомандовал отход. Однако от Ошмян он не собирался отступать. Первая атака произошла около шести вечера, то есть, уже по темноте, а ближе к ночи русские повторили налет и подожгли заветный склад. Примерно в тот момент, когда в городке царила суета, а на склад подпускали красного петуха, в Ошмяны приехал Наполеон. Бой гремел на окраине: французы увлеклись боем и пытались преследовать казаков, но те развернули свои санные «тачанки» и выпалили картечью, а затем перешли в контратаку, разгромив опрометчиво бросившуюся в темноту пехотную роту. Императора Франции не слишком обеспокоил бой с партизанами, и он после короткой остановки двинулся дальше. Около двух ночи Наполеон выехал из Ошмян. Даже в этот момент он еще не находился в безопасности. На счастье Бонапарта над окрестностями городка висел туман. Кавалькада мчалась на полной скорости в молчании, и в ночи французы слышали перекличку казаков на аванпостах отряда Сеславина. Однако конвой так и не был обнаружен. Наполеон уехал благополучно. Надо признать, что корсиканский полководец буквально на волос разминулся с серьезной опасностью. По мнению целого ряда комментаторов (Богданович, Денис Давыдов и пр.), при атаке на Ошмяны, проведенной чуть позже, или при появлении казаков прямо на дороге во время движения по ней конвоя, Наполеон имел отличные шансы позавтракать уже в плену. Наверняка, конечно, ничего утверждать нельзя, эскорт Бонапарта, без сомнения, легко отдал бы жизнь за обожаемого монарха, сила личности которого по-прежнему оказывала магнетическое действие на людей. Однако темнота и хаос серьезно повышали шансы русских. В конце концов, картечь не разбирает чинов, и удачный картечный залп с «тачанок» имел бы такой же шанс уложить императора, как и любого из его солдат. К тому же, трудно прогнозировать последствия боя, приди отряды 34-й дивизии в Ошмяны несколько позже. Как бы то ни было, Наполеон уехал, и русские лишь постфактум узнали, насколько близко подобрались к императорскому телу. Нельзя не признать, что главными героями истории оказываются французские солдаты 34-й дивизии. Они сыграли неожиданно значительную роль в истории всех наполеоновских войн, но бой за Ошмяны оказался их лебединой песней. Жуткие морозы расправились с дивизией быстрее и жестче, чем русские пули и штыки. Все, что рассказывали французские историки об ужасах русской зимы, стало правдой именно в декабре 1812 года, и Генерал Мороз безжалостно разделался с последним резервом Великой армии всего за несколько дней. Карикатура «Генерал Зима бреет маленького Бони» Солдатам 34-й дивизии приходилось теперь, как и всем, ночевать на промороженной земле вокруг гаснущих в темноте костров. Уже 6 декабря дивизия начала отходить к Вильно, а к концу 7 числа численность солдат в строю сократилась катастрофически – до 3000 человек. Остальные умерли от переохлаждений или просто получили обморожения, несовместимые с несением службы. Многие мемуаристы Великой армии позднее рассказывали о валявшихся вдоль дороги окоченевших трупах в новеньких мундирах. Дивизия буквально легла костьми во имя бегства Наполеона. Едва ли тот вспоминал о солдатах, спасших ему жизнь: двуногих тварей миллионы рассматривались лишь как фигуры в грандиозной игре. Сняв с доски несколько тысяч своих пешек, император смог продлить игру еще на полтора года.
