Нет никакого сомнения, что сам термин «интеллигенция» появился в России (Европа его не знает!) не ранее 60-х гг. XIX века. Автора термина установить сложно, но приоритет отдается обычно второстепенному литератору П. Д. Боборыкину, хотя часто утверждают, что «интеллигенция» встречается у Н. П. Огарева, а И. С. Аксаков выступает с резкой критикой «русской интеллигенции». Таким образом, четко фиксируется момент выхода на историческую арену интеллигенции, хотя, конечно же, она сформировалась раньше, как особая идеологическая группа. Интеллигенция изначально занимает отрицательные позиции в отношении Самодержавия и Православия, а народ рассматривает как питательную среду для взращивания своих мечтаний. И как не крути, но здесь проявляется определенный поведенческий стереотип, вытекающий из мировоззрения революционного, не принимающего органического развития русской государственности. И «бомбисты»-террористы, и члены культурной богемы едины в одном – строй в России существующий подлежит слому, «до основанья, а затем…». Вывод напрашивается сам собою – на территории нашей страны возникла антисистема, которая хорошо описывается по теории историка Льва Николаевича Гумилева. «Антисистема− системная целостность людей с негативным мироощущением, выработавшая общее для своих членов мировоззрение. Все антисистемные идеологии и учения объединяются одной центральной установкой: они отрицают реальный мир в его сложности и многообразии во имя тех или иных абстрактных целей. Вывод из этого двоякий: либо подобные учения призывают в корне изменить мир, на деле разрушая его, либо требуют от человека вырваться из оков реальности, разрушая самого себя. И то и другое в пределе дает один результат − небытие. Для А. характерны известная скрытность действия и такой прием борьбы, как ложь. Среди адептов А. преобладают люди с футуристическим ощущением времени. А. всегда складываются в зонах контакта несовместимых суперэтносов − химерах, в силу чего их идеологии противопоставляют себя любой этнической традиции…» (Л. Н. Гумилев. Этносфера: история людей и история природы). Действительно «русская интеллигенция» негативно относилась практически ко всему, что происходило в России, ориентируясь на стандарты западноевропейского суперэтноса и его культуры. Контакт Европы и России (после Петра Первого) состоялся. С отвратительными последствиями для нас. В своем докладе императору Николаю Павловичу под названием «О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством Народного Просвещения» (от 19 ноября 1834 года) С. С. Уваров обозначил: «Углубляясь в рассмотрение предмета и изыскивая те начала, которые составляют собственность России (а каждая земля, каждый народ имеет таковой Палладиум), открывается ясно, что таковых начал, без коих Россия не может благоденствовать, усиливаться, жить − имеем мы три главных: 1) Православная Вера. 2) Самодержавие. 3) Народность.». Так вот «русская интеллигенция» ополчилась, прежде всего, на Православие, Самодержавие и народность. На самом деле с террористами из интеллигенции правоохранительные органы Империи худо-бедно справлялись. Да, террористические акты далеко не всегда удавалось предотвратить, но все же, если русская полиция и жандармерия действовали без помех, то исполнителей терактов ждала либо петля, либо каторга. Но беда заключалась в том, что «антисистемщики» находились и в рядах судей, в числе чиновников. «Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами и обычаями, и даже со своеобразным физическим обликом, по которому всегда можно было узнать интеллигента и отличить его от других социальных групп. Интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой, образовавшейся из разных социальных классов» (Н. А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма). И к тому же, антисистема прорвалась в культуру, образование и прессу. Этому явно помогло проведение либеральных реформ при императоре Александре Втором. Сейчас, задним числом понимаешь, что эти реформы, в том виде, в котором они прошли, развязали руки интеллигенции. Антисистема умеет пользоваться свободой для продвижения своих постулатов уничтожения русского самобытного общества. Ради светлого будущего, конечно. Футуризм интеллигенции заставляет ее считать, что прошлое – мрак, настоящее же – дрянь и грязь. По «триаде» Уварова – основам государственности били из всех «культурных» мортир. Хотите увидеть Православие по-интеллигентски? Как вам картины: «Чаепитие в Мытищах» В. Г. Перова и его же «Сельский крестный ход на Пасху»? Жирные попы, одурманенный подпитой народ и т. д. Кстати, сии картины были написаны в 1862 и 1861 гг. Вряд ли Перов был антисистемщиком, но мировоззрение, продвигаемое антисистемой,сказалось на творчестве и этого художника. А сколько же было подобных картин, лубков, рассказов и песенок, бичующих Православие? Сложно сосчитать, ибо слишком много. И не народ их сотворял, а «образованный» слой. А сколько интеллигентами было записано, точнее переписано русских народных сказок, где посмешищем выставлялся священник, а царь этаким дурачком на подхвате! Зато все народные варианты, где употреблялись слова молитвы, где православное миросозерцание заявляло о себе открыто, естественно, замалчивались и не публиковались массово. Ложь не просто антисистемой дозволена, она поощряется. А мораль и нравственность, честность и порядочность рядовой интеллигент понимал чисто релятивистки. Товарищ Троцкий, например, никогда и не скрывал этого: «С точки зрения «вечных истин» революция, разумеется, «анти-моральна». Но это значит лишь, что идеалистическая мораль контрреволюционна, т. — е. состоит на службе у эксплуататоров. «Но ведь гражданская война, − скажет, может быть, застигнутый врасплох философ, − это, так сказать, печальное исключение. Зато в мирное время здоровое социалистическое движение должно обходиться без насилия и лжи». Такой ответ представляет, однако, не что иное, как жалкую уловку. Между «мирной» классовой борьбой и революцией нет непроходимой черты. Каждая стачка заключает в себе в неразвернутом виде все элементы гражданской войны. Каждая сторона стремится внушить противнику преувеличенное представление о своей решимости к борьбе и о своих материальных ресурсах… Таким образом, «ложь и худшее» являются неотъемлемой частью классовой борьбы уже в самой элементарной ее форме. Остается прибавить, что самые понятия правды и лжи родились из социальных противоречий» (Л. Д. Троцкий. Их мораль и наша). Народность интеллигенты тоже не забыли. Только поход против нее они начали несколько позже. Необходимо было внедрение марксизма в образованных кругах России. Учение о пролетариате – это изумительный способ раздробления единого национального самосознания. Когда же господа-товарищи в 1917 году дорвались до власти, то их «народность» проявилась во всем непотребстве. Имени они державу лишили: вместо России – СССР и народ некий свой придумали – «советский народ». Но еще до 1917 года отдельные слои русского народа были обесчещены. Причем достигалось это достаточно легко. Опусы Максима Горького не зря получили распространение, ведь у него положительными героями выступают босяки и отщепенцы. Страшен и Салтыков-Щедрин – в его литературных произведениях ни одно из сословий не изображено в добром ключе. А город Глупов, так вообще, показывается, как отображение всей России. И как же антисистемщикам была по нраву пьеса «Гроза» (1859 г.) А. Н. Островского! Там небытие ревет и зовет! Катерина кончает самоубийством жизнь свою! И это затем критиками выставляется как геройский поступок. Н. А. Добролюбов, как типичный интеллигент, впал в экстаз от пьесы и откликнулся статьей «Луч света в темном царстве»: «Слова Тихона дают ключ к уразумению пьесы для тех, кто бы даже и не понял ее сущности ранее; они заставляют зрителя подумать уже не о любовной интриге, а обо всей этой жизни, где живые завидуют умершим, да еще каким − самоубийцам!..» Если русский быт настолько отвратителен («живые завидуют умершим!»), то как же не требовать революции и слома всего и вся! Самое интересное, что ни один из благожелательных критиков не заметил, что Катерина распрощалась с жизнью отнюдь не от невыносимых условий жизни, а по причине иной. Катерина – это «Кабаниха» в молодости с той же жаждой самоутверждения за счет других и с трепетным ожиданием власти хоть над кем-то. Катерине только не хватило силы воли и терпения дождаться, когда свекровь умрет, чтобы потом командовать Тихоном и всеми прочими людьми-«мушками», жужжащими вокруг нее… Ныне, в год столетия революции 1917 года, модно стало рассуждать о том, возможно ли повторение событий прошлого. В данном случае можно дать совет: «Предвестники революции (антисистемной революции! иной и не бывает) хорошо замечаются в культуре. Достаточно посмотреть, что пропагандируется через литературу, кино и ТВ». Источник
