• О ПРОЕКТЕ

Довольно любопытный метод искоренения скверны украинства среди одураченных русских Приднепровья предложил в своей статье об Олесе Бузине А. Коровьев. Идея простая: так как за почти 100 лет украинизации этого края (сначала «мягкой» советской, потом более жесткой незалежной и, наконец, откровенно оголтелой постмайданной) украинство глубоко пустило корни в сознании огромных масс населения центральной «Украины», то прямая и честная русификация может у них вызвать фрустрацию, когнитивный диссонанс, глухой протест или прямое сопротивление. Поэтому он предлагает некий промежуточный вариант приобщения этой части населения к русскости, через использование «малороссийской» идентичности, которая, как принято считать, преобладала среди населения этого края в дореволюционный период.

На мой взгляд, рассматривая вопрос о применимости этой идеи, не стоит забывать о некоторых моментах. Во-первых, такая идентичность могла быть актуальной 150-100 лет назад. Тогда значительная часть сельского населения (а в Приднепровье крестьяне были большинством, впрочем, как и в Великороссии) была неграмотной или малограмотной, люди не были приобщены к общерусской культуре и языку. Сохранялись и консервировались многие местные обычаи, наречия и т.д., связанные с долгим периодом обособленного существования этой части русского народа под польской оккупацией. Не могли здесь не отразиться и чисто географические особенности края, которые тоже влияли на местный специфический менталитет. Отсюда и получилась своеобразная идентичность «хохла» или малоросса, известная еще с 19-го века.

Собственно известный публицист Чаленко (хоть и замазавшийся хитропланством, но все-же разбирающийся в специфике конкретно этого вопроса) малороссом называет именно дореволюционного крестьянина приднепровского края. А вот горожане Приднепровья либо полностью переходили в русскость (ведь русская культура по своей природе абсолютно городская), либо (что реже) ополячивались (польское культурное влияние там было ощутимо). Однако на дворе был XIX век и тогда среди русских образованных людей были очень популярны настроения в духе «оторвались мы совсем от народа, вестернизировались, потеряли корни, поэтому надо учиться у народа». Пользовались большой популярностью «хождения в народ», изучение народного фольклора, песен, танцев, костюмов, региональных говоров. Не избежали этого и образованные люди приднепровского края. Но там отличие местной крестьянской культуры от городской русской особенно сильно бросалось в глаза, поэтому это сыграло свою роль в том, что часть интеллигеции Приднепровья стала придерживаться не обычной русской идентичности, а «малорусской». Мол, «мы, конечно, русские, но всё же с некоторой спецификой». При этом большинство то «малороссов»-интеллигентов так и оставались сторонниками общерусского единства, желая добиться лишь хоть в какой-то форме культурно-языкового автономизма малорусского края. Пантелеймон Кулиш, упоминаемый Коровьевым, – классический пример такого интеллигента. Да и собственно покойный Бузина тоже, по всей видимости, тяготел к такой модели.

Таким образом, малороссами можно условно назвать тогдашних приднепровских крестьян (архетипичных «хохлов», коих и было большинство) и часть тогдашних городских образованных людей, буквально очарованных самобытностью малороссов-крестьян. Но последние-то – наивные романтики 19-го века, витающие в облаках и преклоняющиеся перед милой архаикой. Мы же живем в 21-м веке и прекрасно понимаем, что они преклонялись перед тем, что совершенно неизбежно должно было исчезнуть вместе с общей модернизацией страны (как это происходило во многих странах, например, во Франции) либо быть вытесненным в фольклорно-туристическую сферу. И что сами они, вместо того, чтобы поднимать этих крестьян до своего культурно-языкового уровня (куда более высокого и развитого), сами частично опускались до их примитивного уровня.

Сейчас основная часть населения Укры живет в городах (около 70%, если не ошибаюсь), в большинстве своем говорит на русском языке, образ жизни, ментальность практически идентичны тому, что имеется в наличии в какой-нибудь Рязани. Ярко выразился по этому поводу Чаленко:

«… В Киеве, Житомире, Полтаве, Одессе, Харькове, Днепропетровске живут точно такие же люди, как и в Рязани, Хабаровске, Минске, Гомеле, Нижнем Новгороде, Красноярске, Москве и Владивостоке. Это факт. У них практически идентичная ментальность, общий – русский – язык, одна и та же вера (или точнее «православный атеизм», когда в Бога никто, на самом деле, не верит, а просто крестят в православных церквях детей и празднуют Пасху), одни и те же гастрономические вкусы, один и тот же русский мат, русские привычки и традиции, русская манера одеваться и многое-многое другое».

Спрашивается, имеет ли смысл возвращать эту городскую массу обратно к той сельской культуре, от которой они давно отошли сами, потому что она им уже не нужна? И стоит ли предлагать им малороссийскую идентичность, связанную с теми культурными отличиями от основной массы русского населения, которые им давно не присущи?

Слов нет, культурная основа для малороссийской идентичности не исчезла – она продолжают сохраняться в селах, небольших городках, райцентрах. Доказательством этому, например, может служить широкое использование в этих местах суржика. Но в удельном соотношении эти формы сильно сократились за сотню лет, это главное. Если б не массированная идеологическая вакханалия украинствующих, то население объективно тяготело бы к нормальной русской идентичности.

Таким образом, в эпоху сильной урбанизации, интернетизации, массового образования, влиятельности массовых СМИ какая-то местная узко-региональная идентичность (малороссийская), основанная на старых крестьянских наречиях, обычаях и некоем региональном нарративе будет выглядеть явной архаикой. Скорее всего, Олесь Бузина пытался проталкивать малороссийский вариант, потому что находился на территории врага и приходилось рассчитывать сугубо на свои силы, отсюда и некие промежуточные формы. (Хотя нельзя исключать, что на него советское образование и пропаганда тоже хотя бы частично повлияли, поэтому совсем, видимо, он не смог прийти к русскости, ментальные ограничения не позволили).

Если же территорию «Украины» в будущем будут контролировать русские войска, а управлять там будет национальная русская администрация (как и предполагает в своей статье Коровьев), то, на мой взгляд, с русификацией все будет куда проще и конструирование (ну или возрождение) специальной малороссийской идентичности скорее будет излишним. Препятствовать отдельным энтузиастам, которые своими силами и на свои средства будут как-то продвигать малороссийский вариант идентичности, пожалуй, не стоит (в отличие от украинского варианта – вот здесь надо будет жестко подавлять и пресекать это дело на корню). Но вот государство через свои институты должно будет продвигать только нормальную русскую идентичность, в частности, это априори должно предполагать переход на русский язык обучения в учреждениях образования, всех государственных СМИ, на телевидении, в делопроизводстве, документообороте и т.д. В учебниках истории тоже не должен продвигаться никакой малороссийский нарратив – только общерусский.

В плане же пропаганды очень важно будет донести до жителей этого края, что никто их неполноценными не считает, нет здесь никакого «великорусского шовинизма». Наоборот, их постоянно надо будет убеждать в том, что русские РФ или Новороссии считают их равными и идентичными себе, без каких-либо «младших братьев». И, кстати, если и стоит популяризировать писателей, интеллектуалов, общественных деятелей, которые родом из этого края (как предлагает Коровьев), то в первую очередь тех, кто работал на построение именно общей русской культуры и цивилизации, а не его регионального варианта. Гоголь, Булгаков, Шульгин и другие – вот кто в первую очередь должен популяризироваться в этом крае, а не такие как Кулиш и компания.

Источник