• О ПРОЕКТЕ

Негативная уникальность прошедших выборов во Франции состоит в том, что впервые на примере Макрона  была успешно реализована стратегия политического стартапа, в центр которого заложена  не политическая программа кандидата, основанная на его убеждениях и профессиональном опыте, а исключительно умелое использование политтехнологи и маркетинговых стратегий.

В воскресенье во французском штате Европейского союза  при большом стечении публики, наделенной избирательным правом, прошел очередной спектакль в жанре политического  абсурда под  названием «Президентские выборы -2017.»

Несмотря на то, что консервативные романтики до последнего надеялись на чудо, для большинства людей, находящихся вне зоны влияния глобальной матрицы результат этих выборов был вполне предсказуем и поэтому не вызвал никакого удивления.

Но окончательная трансформация политического сознания французов, которую эти выборы зафиксировали, безусловно, заслуживает особого внимания как достижение высочайшего уровня манипуляции общественным мнением – так что теперь любое волеизъявление граждан в принципе становится не более чем формальным ритуалом на пепелище разрекламированной западной демократии.

Итак, вернемся к главному виновнику либерального торжества – Эммануэлю Макрону,  который выскочил на французскую политическую сцену внезапно как черт из табакерки, чтобы сразу сорвать джек-пот. Но, разумеется, ничего случайного в этой истории нет – чтобы  это понять,  достаточно проследить этапы жизненного пути нового французского президента.

Своим появлением во французском политическом классе выпускник престижной Национальной школы администрации (ENA)  Эммануэль  Макрон прежде всего обязан Генри Херманду, одному из главных создателей фонда Saint-Simon Foundation. Эта атлантическая структура была создана во Франции в 1982 году для развития связей с Соединёнными Штатами. За период своего существования, закончившегося в 1999 году, эта организация наладила связи с Гаагским клубом, созданным Фондом Рокфеллеров, который отвечал за финансирование 30 европейский атлантических ассоциаций совместно с Фондом ЦРУ, а затем с NED.

Связи с политической закулисой Франции появились у Макрона  с поступления в 2004 году на службу в фирму Жан-Пьера Жуйе, который раньше работал с президентом Saint-Simon Foundation Жаком Делором (председатель Европейской комиссии и автор евро). Впоследствии Жуйе стал министром в правительстве Николя Саркози и генеральным секретарем Елисейского дворца при Франсуа Олланде. Через два года Эммануэль Макрон вступил в Социалистическую партию, и с тех пор его карьера пошла в гору. Именно Жуйе выдвинул молодого экономиста в Комиссию по стимулированию экономической деятельности при президенте Саркози, а затем представил Макрона Олланду, который предложил ему должность в своей администрации, а позже  и пост министра экономики в своем правительстве.

Фонд Saint-Simon Foundation в 2000 г был преобразован в Institut Montaigne, в недрах которого в 2016 году и была создана партия Эммануэля Макрона «Вперед!» (En marche!»).

Кроме того ещё одним покровителем Макрона является второе детище Генри Херманда – фонд Terra Nova (2008 год). Известно, что он тесно связан с американским Институт прогрессивной политики и банками Rothschild & Cie, где Макрон проработал несколько лет, сделав успешную карьеру инвестиционного банкира и став миллионером. Кстати, будучи министром экономики Макрон продолжил заниматься слиянием и поглощением госкомпаний в интересах своих покровителей и яркое тому подтверждение – продажа по бросовой цене крупнейших национальных энергетических компаний Alstom и Technip, объединенных с американскими гигантами General Electric и FMC.

Банк Ротшильдов, Лондонская школа экономики, Фонд Жана Жореса, Франко-американский фонд, наконец, приглашение в 2014 году на заседание Бильдельбергского клуба, возглавляемого патроном Макрона из Института Монтеня Анри де Кастри. Даже при беглом изучении биографии нового президента Франции становится очевидно, что мы имеем дело со ставленником глобалистских сил, для которых интересы простых французов не имеют никакого значения. Так почему же сами французы, не задумываясь о последствиях исторического выбора, в итоге добровольно подписали смертный приговор своему национальному суверенитету? Ответ простой – потому что  на самом деле при всем иллюзорном разнообразии никакого выбора у них не было.

Либеральная глобализация,  набравшая обороты с конца 80-х годов прошлого века, в итоге привела к полной деградации западной политической системы, в которой различия между левыми и правыми старательно нивелируются, превращаясь в формальные маркеры в предвыборной игре, в то время как в отсутствие идеологий побеждают политтехнологии, использующие популизм как наиболее выгодную стратегию для достижения целей глобальных элит.

Недаром проект под названием партия Макрона (En Marche) задумывался политтехнологами как  центристский, то есть открытый и для левых и  для правых – удачный ход с учетом того, что французский обыватель, как и европейский  в целом,  хоть и крайне разочарован в социалистах но по-прежнему боится настоящих перемен, и именно эта гражданская трусость позволяет сохранять  статус-кво глобальных элит в ущерб собственным национальным интересам.

Чтобы понять почему так происходит, необходимо вспомнить о том, что  сознание французов, и без того насквозь пропитанное вольтерьянством, вот уже несколько десятилетий формируется под воздействием агрессивного леволиберального дискурса – буквально с младенчества через систему образования, культуры и СМИ внушается неоспоримость преимущества либеральных ценностей, и соответственно нетерпимость к ценностям консервативным, которые якобы стоят на пути  прогресса и процветания.

То что «процветание по либеральной модели» начало давать сбой, прежде всего, связанно с глубоким кризисом Евросоюза, крахом мультикультурализма, неконтролируемым потоком иммиграции и чередой терактов, потрясших Францию за последнее время. Все эти факторы, безусловно, способствовали повороту значительной части французских избирателей вправо. Очевидно, что ситуация стала выходить из-под контроля и вызвала серьезное беспокойство глобальных элит, которые на примере Брекзита уже поняли, какой проблемой для них может обернуться реальное народное волеизъявление. Между тем, рейтинг правящей партии социалистов неуклонно снижался, так что нужно было срочно создавать новую политическую креатуру под маркой «независимого кандидата для всех», при этом, используя подконтрольные СМИ, максимально дискредитировать конкурентов.

Негативная уникальность прошедших выборов состоит в том, что впервые на примере Макрона  была успешно реализована стратегия политического стартапа, в центр которого заложена  не политическая программа кандидата, основанная на его убеждениях и профессиональном опыте, а исключительно умелое использование политтехнологи и маркетинговых стратегий. При этом анализируется предложение, создается соответствующий запросу первичный продукт – в данном случае «аполитичная кандидатура» происходит его тестирование в фокус-группах, учитывается реакция потребителей в его окончательной версии и, в конце концов, выдается «решительно новое» предложение, основанное на тонком знании маркетинга, а не каких-то принципиально новых качествах. По сути та же логика поиска содержания, исходя из спроса, используется в рекламе, например при создании нового йогурта.

Разумеется, для успешного продвижения на рынок такому  политическому продукту необходима яркая артистичная обертка,  и в этом смысле Макрон в полном соответствии с правилами Общества Спектакля еще в юные годы занимался в театральной студии, мечтая об актерской карьере, что в принципе сбылось в полной мере. В школьной театральной студии по версии создателей нового продукта он и встретил свою будущую пожилую супругу – эта перверсивно–водевильная история, похоже, интересовала французских избирателей гораздо больше, чем политические взгляды Макрона и перспективы страны в связи с его избранием президентом, хотя в данном случае очевидно, что надо chercher l’homme однако на прямой вопрос о своем вероятном гомосексуализме артист-экономист Макрон непринужденно отшутился, заявив, что если кто-нибудь его застукает, то это не он, а его голограмма. В принципе удачное оправдание на все случаи политической жизни, тем более, сами французы уже доказали – если надо, то они проголосуют и за голограмму лишь бы было достаточно хлеба, вина  и зрелищ в этом новом дивном мире, который не сегодня – завтра рухнет.

Наталия Баженова