В середине ХХ века, по данным социологии, в Европе лишь 4% произведений искусства были посвящены религиозной тематике, а 96% – светской. Эти данные наглядно демонстрируют место религии в современной культуре, особенно в сравнении с тем, что в ХVII-XVIII столетиях соотношение было обратным, светских произведений было около 3%, а религиозных – 97% (Питирим Сорокин). Картина удручающая. Традиционные религии за двести лет новейшей истории практически полностью оттеснены на периферию культурного пространства. Их место заняло светское искусство, превратившееся в некое подобие религии в секуляризованных формах. Однако с начала нового тысячелетия можно уже отчётливо наблюдать важную тенденцию. У теоретиков искусства пост-секулярного общества после десятилетий господства левого марксистского дискурса вдруг зазвучала тема религиозности. Серьёзные международные художественные форумы стали уделять всё больше внимания этой проблематике. И эта тенденция, на мой взгляд, конечно, не случайна. Периодически всё сильнее сотрясающие мир волны неуклонно углубляющегося кризиса общества потребления поневоле заставляют задуматься о прочности фундамента всего здания современной культуры – абстрактного гуманизма. Какого-либо прогресса в развитии художественной системы давно не наблюдается. Она практически полностью перешла в циклическую форму существования, напоминая годичную циркуляцию сезонов в индустрии моды. Псевдо-ритуальную форму с характерным отсутствием доказательной базы, формальных критериев качества искусства, полностью размытых в течение прошлого века. Сегодня никто с уверенностью не может сказать, что такое искусство и есть ли оно? Теперь это вопрос веры. В своё время я тоже пришёл к религиозной концепции современного искусства, пытаясь объединить в своем творчестве Этику и Эстетику в дискурсе Прекрасного – категории, едва ли не противоположные в наше время. Красота в отличие от уродства неизъяснима. Она, как писал Р. Барт, может обнаруживаться, но прямому описанию никогда не поддаётся, поэтому дискурс при её описании вынужден отсылать к коду, лежащему в основе всякой красоты, – коду искусства. Использование художественного языка для описания безобразного, то, чем занимается современное аналитическое (критическое) искусство, по крайней мере, избыточно. То же, что забивать гвозди микроскопом. Исследуя историю предмета в поисках точки бифуркации, я обнаружил, что в христианском мировоззрении эти категории прекрасно сосуществуют неслиянно и нераздельно уже 2000 лет. Христианская добродетель есть отнюдь не противоположность чувственности или страсти, как обычно думают, а не что иное, как ее вразумление, упорядочение. Поэтому-то, например, и требует невеста в Песне песней, говоря: «Упорядочьте во мне любовь» (Бернар Клервоский). Я убеждён, что преодолеть системный постмодернистский кризис может лишь религиозное отношение к искусству. В сущности, ведь мало того, что искусство возникло из религии, оно религиозно по сути. Если глубже проникнуть в природу творчества, можно заметить, что действие художественного метода всегда заключалось в акте «выявления». Художник являет воочию невидимое (незамечаемое) обыденным (профанным) взглядом, артикулирует, опредмечивает явление, подчас вопреки общественному мнению (социальной реальности), уверенный в правоте своего взгляда, и часто оплачивая эту уверенность всей своей жизнью. «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Осуществление ожидаемого порой занимает годы, но, в конце концов, слепые прозревают, и реальность в глазах общества становится такой, какой её видел когда-то лишь художник. То есть, по сути, сам принцип творчества основан на вере. Поэтому можно сказать, искусства без веры не бывает в принципе, и вопрос может стоять только о ее характере — Человекобожеском или же Богочеловеческом. Поскольку я христианин, то для меня Богочеловеческий характер веры и его идеал очевиден. И Церковь, разбираясь в вопросах веры гораздо лучше отдельных художников, пытающихся заново изобретать велосипеды, может помочь развитию современной культуры, направив его в нужное русло. С другой стороны, как заметил иеромонах Макарий Маркиш на круглом столе по итогам выставки ДВОЕСЛОВИЕ/ДИАЛОГ, и Церкви без современной культуры не обойтись. Церковь – организм богочеловеческий: человек меняется, и она меняется. Церковь сейчас становится силой, выходящей за пределы церковной ограды. И миссионерское начало Церкви замечательно соединяется с различными жанрами и аспектами современного искусства. В Европе, надо сказать, диалог современного искусства и Церкви, начиная со второй половины ХХ века, начал более или менее успешно развиваться. В Ватикане, например, с 1973-го года начал действовать музей современного католического искусства. Во многих городах Европы существуют центры современного религиозного искусства. В Австрии, например, уже несколько лет ежегодно проходит ночь церквей, организованная по принципу уже ставшей известной россиянам ночи музеев. В действующих храмах Линца, Граца, Зальцбурга, Вены проводятся концерты современной религиозной музыки, показы видео, инсталляций, перформансов актуальных художников на религиозную тему. Церкви открыты всю ночь. Множество посетителей, особенно молодёжи. В ноябре 2010 года Папа Бенедикт XVI встретился с 250 всемирно известными представителями художественного мира в Сикстинской Капелле с целью обсудить возможности возобновления активного диалога между искусством и Церковью сегодня. В Вене и Нью-Йорке 4 раза в год выходит специализированный журнал «Искусство и Церковь», целиком посвящённый проблемам диалога Церкви и современного искусства. На последнем Венецианском Биеннале впервые был представлен Ватикан, получивший свой павильон, где прошла выставка современных религиозных художников из разных стран. В 2015 году я приглашён участвовать в Первом интернациональном биеннале современного христианского искусства на Мальте и т.п. В России, однако, подобного диалога со времени большевистского переворота 1917-го года, к сожалению, до последнего времени не наблюдается практически вовсе, поскольку современное искусство в глазах верующих, благодаря «художествам» радикальных антиклерикалов, ассоциируется, в основном, лишь с вакханалией, кощунством и попранием Святынь. Положительный опыт сотрудничества Церкви и художников «мистической» ветви русского авангарда начала ХХ века практически полностью утрачен. До сих пор в консервативном обществе бытует мнение лишь о сатанинском, разрушительном характере влияния русского авангарда на культуру. Между тем они не видят того, что между иконой и искусством модернизма стоят несколько веков новоевропейского искусства, отрицавшего как раз эту самую икону. И авангард, отрицавший эстетику своего времени, явился своего рода диалектическим отрицанием отрицания, открывающем возможность синтеза религиозного искусства на новом витке культурной эволюции. Хотелось бы здесь напомнить, что и второй авангард 60-х годов был связан с религиозными исканиями художников советского андеграунда, многие из которых обратились к вере, а некоторые стали и церковными художниками. Увы, когда на Церковь и современное искусство закончились гонения во время Перестройки, дороги их опять разошлись. Церковь занялась восстановлением руинированной христианской культуры в стране, а актуальное современное искусство, не замечаемое государством (как и многие другие социальные сферы), находило поддержку в международной художественном сообществе лишь в своих наиболее радикальных и деструктивных формах, вольно или невольно работая на дискредитацию культурного имиджа России за рубежом и одновременно статуса современного искусства внутри страны. Своеобразная зачистка территории для облегчения импорта западноевропейской культуры, так сказать, художественных ламборджини и мерседесов на местный рынок. К идее диалога Церкви и современного искусства я пришёл к 2003-году, когда в результате череды громких скандалов на выставках радикального искусства и последовавших судебных разбирательств, христианская тематика в актуальном искусстве для столичных кураторов и руководителей художественных институций стала, практически, табуированной темой. Я, как и другие верующие современные художники Москвы, чувствовал необходимость осуществить какие-то шаги для преодоления растущей поляризации культурной среды. В результате определённых совместных усилий к 2008-му удалось организовать первый круглый стол на эту тему. Инициировал его, кстати, православный журнал «Нескучный сад». С тех пор при моем участии было организован целый ряд шагов, поэтапно развивавших диалог Церкви и современного искусства. Наглядно, как мне представляется, описать их в концептуальных визуальных решениях экспозиционного пространства. Первый шаг. Выставка «ДВОЕСЛОВИЕ/ДИАЛОГ» в нартексе храма мч. Татианы при МГУ. Церковь открывает двери и пускает на свою территорию искусство актуальных художников, близких христианству, наглядно демонстрируя открытость и готовность к диалогу с современной культурой. Несмотря на достаточно ожесточённую полемику, выставка вызвала интерес и широкий резонанс у аудитории, как светской, так и церковной. Второй шаг. Выставка «Искусство и религия в пространстве современной культуры» Российской Академии Художеств. На одной выставочной площадке, хотя и в разных залах, рядом экспонировалось церковное и светское современное христоцентричное искусство. Выставка прошла мирно, не вызвав никакой негативной реакции у публики. Третий шаг. Выставка «ДАРЫ» в Государственном музее архитектуры. Светское и церковное современное искусство объединилось единой экспозицией, включавшей современную каноническую авторскую икону, храмовую мозаику, светскую христианскую живопись, скульптуру, объекты, мультимедийные инсталляции, работы как воцерковлённых, так и невоцерковлённых художников. Выставка имела рекордную для музея посещаемость, вызвала многочисленные положительные отзывы, особенно у верующей публики. На мой взгляд, эта выставка убедительно показала возможность конструктивного взаимодействия церковного и светского современного христоцентричного искусства в едином культурном пространстве. Современный художественный язык не может являться препятствием для христианской культуры. Атмосфера экспозиции демонстрирует: церковный и светский художественные языки не только не противоречат, но и дополняют друг друга, связывают реалии и проблематику современного общества с исторической традицией, литургическое действие и проповедь, молитвословие и богословие. Такую полифоническую форму экспозиции, я считаю эталонной, наиболее актуальной для масштабных публичных художественных проектов, способную заинтересовать зрителей разных взглядов, стилевых предпочтений, жизненного и культурного опыта. Форму не эклектическую, я подчеркиваю, а полифоническую. В пределе, симфоническую. Это непростая задача, но, как показывает опыт, осуществимая. И в перспективе хорошо было бы открыть институцию, профессионально ориентированную на специфику такого диалога. Пространство Христоцентричного искусства. Гор Чахал Источник
