БРИКС: конъюнктурное объединение или стратегический альянс?

Практически в любой из огромного количества публикаций, посвященных объединению БРИКС, констатируется очевидный факт: все его члены очень сильно отличаются друг от друга. Но очевидно и другое: БРИКС существует, это значимая реальность нашего мира. Если это так, значит, наличествуют какие-то факторы, которые способствуют объединению столь разнородных составляющих. Следовательно, необходимо выявить и оценить характер этих факторов. И здесь перед исследователем неизбежно встает альтернатива: либо речь идет о факторах конъюнктурных, действие которых обусловлено только конкретной социально-политической и экономической ситуацией, сложившейся на планете в последние десятилетия (и в этом случае БРИКС не имеет сколько-нибудь значимых стратегических перспектив), либо существуют более глубокие и прочные основы для объединения столь непохожих друг на друга стран. В таком случае речь должна идти о факторах долговременного действия.

Что же объединяет страны БРИКС? Можно ли выделить какую-то основополагающую «сквозную» идею, которая красной нитью проходит через все принятые членами объединения документы, через все выступления его лидеров? По нашему мнению, такой «сквозной» идеей является принцип, в соответствии с которым центр принятия решений по всем жизненно важным вопросам, касающимся той или иной общности, должен находиться внутри соответствующих стран, а не вне их, не в западных центрах. Из этого принципа закономерным образом вытекает, что решение общих проблем, касающихся всех, выходящих за рамки компетенции и возможностей отдельных государств, должно достигаться в результате реального диалога, с учетом интересов всех заинтересованных сторон.

Подобный подход, утверждая полицентрическую структуру организации международного сообщества, означает и глубокое изменение самой направленности процесса мирового развития, а именно – изменение соотношения эндогенных и экзогенных факторов эволюции: усиление значения первых и, соответственно, уменьшение силы воздействия вторых. Стоит напомнить в связи с этим, что именно с утверждения принципа доминирования экзогенных факторов началось развертывание последнего по времени исторического этапа глобализации (примерно с 80‒90-х годов ХХ в.), что выявило, в свою очередь, цивилизационную подоплеку этого этапа как, по преимуществу, «вестернизацию всего мира»..

В основе геополитической стратегии БРИКС лежит общая ориентация на усиление значения эндогенных и уменьшение влияния экзогенных факторов развития. Совпадение позиций по этому пункту, судя по всему, имеет для участников БРИКС большее значение, чем очевидные различия экономических и политических систем и существующие противоречия между ними.

Отсюда вытекает и та акцентировка роли национального государства (в противовес распространенным на Западе версиям о «затухании» этого института), которая, несомненно, объединяет всех участников БРИКС. Именно государство является основным субъектом и институциональным рычагом осуществления тех преобразований (в том числе и в сфере международных отношений), к которым стремятся члены БРИКС. В конце концов, в институциональном плане БРИКС ‒- не что иное, как объединение именно национальных государств.

Из охарактеризованной выше общей установки вытекают и преимущественная ориентация на реальную, а не «сервисную» (финансовую) экономику, и особое внимание, уделяемое развитию внутреннего рынка (наряду с активной экспортной политикой, во всяком случае, Китая, Индии и Бразилии). Опора на собственную культурную традицию обеспечивает ценностное обоснование «эндогенной» ориентации во всех ее конкретных проявлениях.

Отнюдь не игнорируя объективное содержание глобализации (углубление, расширение и интенсификацию связей между различными частями мировой системы), все члены БРИКС склонны акцентировать тот факт, что глобальный контекст современного мира – это именно контекст, в котором взаимодействуют различные его составляющие. При этом особо подчеркиваются межгосударственный и межцивилизационный уровни взаимодействия.

Наряду с возрождением на новой основе национального государства, формирование полицентричного мира проявляется в регионализации. На рубеже тысячелетий заметно усилилась тенденция к созданию крупных региональных объединений. По свидетельству многих ученых и аналитиков, это стало закономерной реакцией на процесс глобализации – на чрезмерность внешних воздействий, диспропорции мировой экономики и нарастающий гегемонизм в мировой политике. Регионализация (создание нескольких взаимодействующих и конкурирующих интеграционных группировок) означает ориентацию на полицентричную структуру управления мировой системой связей в условиях их интенсификации и «уплотнения — альтернативный глобализации способ организации данной системы. Следует отметить, что в региональных альянсах «страны-члены БРИКС занимают позиции лидеров регионов».

Со всем этим связана еще одна важнейшая черта, объединяющая членов БРИКС и, одновременно, отделяющая их от «коллективного Запада»: принципиально иное понимание характера и задач модернизации. В отличие от Запада, который склонен считать свою модель модернизации оптимальной и, соответственно, универсально значимой, все без исключения страны БРИКС выдвигают на первый план идею органического синтеза модернизации и собственной цивилизационной традиции. Эта идея лежит в основе общей идентификационной стратегии участников БРИКС.

Комплекс ценностей модернизации, первоначально сложившийся в Западной Европе к XVII‒-XVIII вв., опирался на две главные основы: принцип индивидуальной свободы выбора во всех сферах деятельности и рациональный подход к миру. Традиция «осевого времени» (по К.Ясперсу), положенная в основу духовного строя цивилизаций, представленных в БРИКС (идея Абсолюта – духовной первоосновы всего сущего, принцип сопричастности человека Абсолюту, нашедший свое наиболее полное проявление в идее бессмертия души, вытекающий из мысли о сопричастности человека духовному Абсолюту вывод о несводимости его к роли простого функционера или винтика социального или космического целого), утверждала качественно новую, гораздо более значительную, чем раньше, роль личности и, соответственно, ‒- человеческого разума. Подобная направленность исторически совпадает с модернизационным вектором. В «осевом» наследии всех без исключения стран БРИКС наличествует рационалистическая традиция, повсюду пробивавшая себе дорогу через преодоление антирационалистической контртенденции.

Так, несмотря на глубокое недоверие к человеческому разуму, в мистико-аскетических традициях как православия (византийского происхождения и характера), так и ортодоксального католицизма в конечном счете проявило себя общехристианское начало, в котором изначально заложено было стремление к познанию. Если мир – творение Божье, то долг верующего христианина раскрыть «зашифрованные» в окружающей действительности замыслы Творца. В китайской и в индийской цивилизациях престиж знания и статус людей знания также всегда был исключительно высоким, что, несомненно, способствовало рациональному восприятию ценностей модернизации западного происхождения.

Интеллектуальные традиции Китая, Индии, России, Бразилии и ЮАР очень сильно отличаются друг от друга. Однако их объединяет одна сущностная общая черта, которая вместе с тем резко отличает их от преобладающего на Западе типа рационализма. Речь идет о так называемой формальной рациональности, в которой, как убедительно показал впервые употребивший эту формулировку М. Вебер, наиболее полно проявился «дух капитализма». Если обобщить выводы самого Вебера и представителей «веберовского ренессанса» 70‒80-х гг. ХХ в., то можно выделить три признака этого типа рациональности: 1) убеждение в том, что количественная характеристика любой вещи (явления, процесса) – это исчерпывающая ее характеристика, а качественные определения не имеют значения («всеобщая калькулируемость»); 2) раз все можно сосчитать, значит, все можно познать, никаких тайн, недоступных «свету разума», нет и не может быть в принципе; говоря словами Вебера, «мир расколдован» («всеобщая познаваемость»); 3) полностью «просчитанный», познанный мир управляем – во всяком случае, в той его части, которая доступна человеку («всеобщая управляемость»). Как совершенно справедливо отмечала П.П. Гайденко, формальная рациональность ‒ это рациональность как самоцель, рацио полностью замкнут в данном случае на себя.

Этот тип рациональности, неотделимый от капитализма, наложил, бесспорно, мощный отпечаток на весь мир, в том числе и на нынешних участников БРИКС, и продолжает осуществлять духовную экспансию по сей день. Однако ни на одном из этапов истории он не мог подавить полностью иные виды рациональности, присутствующие в духовном космосе неевропейских цивилизаций. При всей огромной разнице между конфуцианской рациональностью Китая, индуистской рациональностью Индии, попытками обосновать особый «африканский» тип мышления в рамках концепции «убунту» в Южной Африке, иберокатолической рациональностью Бразилии и, опирающимся на византийское наследие православным рацио России – все это разновидности рациональности, которую, вслед за Вебером, можно назвать «ценностной». Здесь ключевое значение придается качественным характеристикам объектов действительности и всегда присутствует представление о некоей высшей цели, которая в конечном счете придает смысл формально-рациональным процедурам. Этот тип рациональности не замкнут на себя и потому открыт для разнообразных путей и способов коммуникации с противоположным полюсом духовного космоса – верой.

Не следует, конечно, думать, что капиталистическая формальная рациональность – это нечто внешнее по отношению к незападному миру. Она, несомненно, в той или иной мере укоренилась и в Китае, и в Индии, и тем более в Латинской Америке, России и Южной Африке. Одна из главных коллизий, развертывающихся в духовном пространстве стран БРИКС, ‒- это столкновение, взаимное переплетение и конфликтное взаимодействие двух качественно различных типов рациональности: – формальной рациональности западного происхождения и характера и ценностной рациональности, опирающейся на духовное наследие соответствующих неевропейских цивилизаций.

Общая идентификационная стратегия, ориентированная на синтез собственной цивилизационной традиции и ценностей модернизации, опирается на единый тип рациональности – ценностную рациональность. То, что этот тип объединяет всех членов БРИКС, свидетельствует о некоей фундаментальной общности подхода к миру и к жизни, что позволяет сделать вывод о наличии важнейшей предпосылки к достижению взаимопонимания не только на конъюнктурном, но и на самом глубоком, цивилизационном уровне.