• О ПРОЕКТЕ

“СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ДЕРЖИТСЯ НА ЕВРЕЙСКИХ МОЗГАХ, ЛАТЫШСКИХ ШТЫКАХ И РУССКИХ ДУРАКАХ!” — ТАКАЯ ПОГОВОРКА СУЩЕСТВОВАЛА В РОССИИ В ГОДЫ РЕВОЛЮЦИИ. БЫЛА ТОГДА У ПРОСТОГО НАРОДА В ХОДУ И ИНАЯ ФРАЗА: “НЕ ИЩИ ПАЛАЧА, А ИЩИ ЛАТЫША”. 

Сперва их называли “железной гвардией Октября”. Потом прежние фанфары сконфуженно умолкли. “Вдруг” обнаружилось, что на счету латышских стрелков сотни тысяч ни в чем не повинных жертв. Они положили начало большевистской диктатуре, а затем исправно топили страну в крови. 

К концу 1916 года общее количество этих стрелков достигло 39 тысяч, из них создали отдельную Латышскую стрелковую дивизию. Абсолютное большинство ее бойцов были в прошлом рабочими или батраками, не имели ни гроша, но мечтали о “светлом будущем”. На этом и сыграли большевики. Успех был полный. 

“Что касается латышских стрелков, то именно они развратили всю армию и теперь ведут ее за собой”, — докладывал осенью 1917 года начштаба Северного фронта генерал Лукирский другому генералу — Духонину в Ставку. 

А 25 октября на 2-м Всероссийском съезде Советов в числе прочих документов был оглашен и такой: “Мы, делегаты латышских стрелков, вместе с другими делегатами… все, как один, голосовали за первые декреты Советской власти, за Ленина…” 

Слово не разошлось у них с делом. Латышские полки в дни Октябрьского переворота не допустили отправки контрреволюционных войск с Северного фронта в Петроград. 

Как сказано в Латышской Энциклопедии:: 

“Советское правительство и лично В. И. Ленин полностью положились на латышских стрелков, как на верных приверженцев соц. революции и активных борцов”. 

В журнале “Time” была помещена статья свидетеля М. Вишняка “The Day Democracy Died in Russia”. Одно высказывание звучит так: ,,У входа во дворец (в Петрограде) был строгий контроль, который выполняли стрелки Латышского стрелкового полка, прославившегося своей лояльностью к большевизму, потому Ленин и привез их в Петроград, так как русский крестьянин мог бы поколебаться — а была необходима пролетарская решительность”. 

П.Стучка

“Латышские полки первыми и почти поголовно перешли в Красную социалистическую армию, самоотверженно и храбро исполняя свой революционный долг пролетарской армии как на внутреннем, так и на внешних фронтах РСФСР”, — писал в 1919 году лидер большевиков Латвии П.Стучка. 

В то лихое время был создан особый руководящий орган — Исколастрел (Исполнительный комитет латышских стрелков). 

19 ноября один из латышских полков, бойцы которого отличались “образцовой дисциплиной и пролетарской сознательностью”, был вызван в столицу для усиления революционного гарнизона. 

Столь эталонные “солдаты революции” пригодились, например, для исторического разгона Учредительного собрания в начале января 1918 года, положившего начало большевистской диктатуре в стране. 

Еще 250 человек “самых-самых” были выделены в особый сводный отряд под командой бывшего подпоручика Яна Петерсона, которому поручалась охрана “колыбели революции” — Смольного дворца. Именно эти стрелки охраняли литерный поезд, перевозивший Ленина и членов правительства советской России в новую столицу — в Москву. 

А там отряд Петерсона, который позднее преобразовали в отдельный полк, взял под охрану Кремль, где жили и работали руководители страны. 

Остальная латышская гвардия тоже понадобилась молодой Стране Советов. Часть использовалась как профессионалы-военные, другим нашлось место в карательных органах. И везде латышские стрелки демонстрировали “классовый подход” и “революционную беспощадность”. 

Из резолюции собрания дружины Красной гвардии при Исполнительном комитете латышских объединенных секций Московской организации РСДРП (ноябрь 1917 г.): 

“Дружина Красной Гвардии… находит, что… освобождая юнкеров от ареста, Военно-революционный комитет вместе с тем дает им возможность снова встать против революционного народа. Мы, латышские стрелки и рабочие — члены Красной Гвардии, категорически требуем, чтобы все арестованные юнкера и прочая буржуазная сволочь были преданы властному революционному суду…” 

Чекистское начальство в значительной мере состояло тоже из “земляков”. И первым среди них вспоминается, конечно, Янис Петерс — заместитель председателя ЧК. 

Вот лишь несколько цитат из его публичных выступлений, относящихся к 1918—1919 годам: 

— “Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором…” 

“…Произведена противозаразная прививка — то есть красный террор… Прививка эта сделана всей России…” (это — о расстрелах сотен заложников после покушения на Ленина и убийства Урицкого в 1918 году). 

— “За голову и жизнь одного из наших вождей должны слететь сотни голов буржуазии и всех ее приспешников…” 

После того, как части Красной Армии выбили деникинцев из Ростова-на-Дону, корреспондент газеты “Революционная Россия” писал: 

“Чрезвычайка, возглавляемая Петерсом, заработала. Очень часто сам Петерс присутствовал при казнях местных казаков… Красноармейцы говорят, что за Петерсом всегда бегает его сын, мальчик 8—9 лет, и постоянно пристает к нему: “Папа, дай я!”… 

Не отставал от своего коллеги-земляка и другой видный чекист — руководитель Всеукраинской ЧК (к слову сказать, “органы” в Киеве чуть ли не наполовину состояли из латышей) — Лацис. 

Данный товарищ в своем “классовом подходе” переплюнул едва ли не всех других “рыцарей революции”: 

“Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов или доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить: какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого…” 

(Зарвался Лацис. Ведь если действовать по такому принципу, надо в числе первых расстрелять Ленина: у него и происхождение, и воспитание, и образование, и профессия явно буржуазные.) 

По убеждениям этих и других “настоящих” чекистов, цель оправдывает средства для любой ситуации. Поэтому в Москве при ВЧК был создан особый отдел, работавший с проститутками-провокаторами. 

Причем, среди этого “контингента” немалую долю составляли девочки 13—15 лет. Их вербовали в тайные агенты элементарно: за деньги и конфеты. А неуступчивых ломали угрозой расстрела родителей. 

Столь же цинично действовала ЧК в Киеве. Здесь по инициативе уже упомянутого Лациса “организовали” появление фальшивых (их изображали сотрудники “органов”) чилийского и бразильского консулов, которые брались организовать всем желающим побег за границу 

Естественно, тех, кто клюнул на такую приманку, чекисты брали с поличным и отправляли в лагерь. Карательные меры в исполнении латышских революционных войск удавались на славу. 

Латышская стрелковая советская дивизия стала первым регулярным соединением РККА, а стрелки начали служить в Кремле, занимаясь охраной и карательными операциями 

Когда начала создаваться Красная армия, то Ленин распорядился сохранить все латышские полки, в то время, как русские полки подлежали расформированию. Американский историк Стэнли Пэдж в своей книге о Прибалтике пишет: 

“Следуя Ноябрьской революции, восемь латышских полков, почти как один человек, перешли к большевикам, чтобы стать Красной Гвардией, и они действительно послужили основанием для Красной армии. 

С. Нахимсон

Они настолько доказали свою лояльность, что были единственными полками из всей старой Русской армии, которые были включены в Красную армию целиком, со всеми своими соединениями». 

Приказом советского главнокомандующего Н. Крыленко от 18 дек. 1918 г. латышские полки объединяются в Латышский корпус, его командующим назначается Я. Вациетис, политкомиссаром — С. Нахимсон, хотя он не только не служил в латышских частях, но даже и не говорил по-латышски. 

Объединение в корпус было формальным, ибо отдельные латышские части требовались для защиты завоеваний революции во многих местах. 

22 декабря Военный Комиссариат в Москве запросил Вациетиса прислать в его распоряжение отряд латышских стрелков; а в начале января из Петрограда пришел приказ перебросить из Лифляндии в Белоруссию 1-ый Усть-Двинский латышский стрелковый полк для разоружения Аольского корпуса. 

Первая их большая “экспедиция” — на Дон, где вспыхнуло восстание “казацкой контры” во главе с генералом Калединым, 

После взятия Ростова стрелки вместе с другими красными войсками навели в городе “революционный порядок”. При этом расстреливались все мужчины и даже подростки, заподозренные в том, что они сочувствовали “офицерью”. 

Почти одновременно с этим, в начале января 1918 года, в Белоруссии “врагов советской власти” арестовывал и казнил без суда один из латышских полков, посланный туда для ликвидации мятежа Польского корпуса генерала Ю.Довбор-Мусницкого. 

Продолжение следовало. Согласно статистике, которую приводит исследователь истории “красного террора” С.Мельгунов, только по 20 губерниям Центральной России в 1918 г. было зарегистрировано 245 крупных контрреволюционных выступлений, в подавлении которых использовались латышские стрелки. 

А созданная в апреле 1918-го Латышская дивизия под командованием И.Вацетиса и вовсе превратилась в этакий общероссийский спецназ — ее подразделения принимали участие в разгроме практически всех крупных выступлений против большевистской власти.

Источник

  • Андрей Ольшанский

    вообще то, “на еврейских языках…”