Фёдор Шехтель

Имена русских архитекторов обычно неизвестны широкой публике. Мы прекрасно знаем и ‘’наше всё’’-Пушкина, и романтиста Лермонтова, и бунтаря Маяковского. Нам хорошо знакомы имена художников Васнецова, Нестерова и Шишкина. Мы без проблем назовём Достоевского, Тургенева и Чехова. Мы вспомним Чайковского, Глинку и Мусоргского. Но мало кто из нас сможет назвать хотя бы несколько имён великих русских архитекторов. Более сведущие в теме вспомнят Константина Тона — создателя храма Христа Спасителя, но этим всё дело и ограничится. Это несправедливое допущение стоит устранить. А начнём мы с Фёдора Осиповича Шехтеля — зачинателя русского модерна и яркого деятеля неорусского стиля и неоготики.

Фёдор (по рождению Франц-Альберт) Осипович Шехтель родился 26 июля (7 августа) 1859 года в Санкт-Петербурге. Будущий архитектор по отцу происходил из семьи немецких колонистов, осевших в 1766 на Волге, и в дальнейшем ставших играть заметную роль в общественной жизни Поволжья. Старший брат модерниста, Франц Осипович, в частности, стал основателем Саратовского коммерческого театра. Род Шехтелей занимался коммерцией, торгуя алкоголем, табаком, различными ювелирными изделиями и мануфактурой; имея магазины по всей России. Отец зодчего, Осип Осипович, окончил петербуржский Технологический институт и остался жить в северной столице, женившись на представительнице немецкого купеческого рода Дарье Карловне Гетлиб, но вскоре семье пришлось вернуться из столицы в Саратов — почти все остальные братья скончались, оставшийся в живых Франц (не путать с братом архитектора) тяжело болел, а общее дело требовало неотложного внимания. В феврале 1867 года Осип Осипович Шехтель простудился в театре и скоропостижно скончался. Руководство над бизнесом и попечительство над семьёй родственника взял Франц, но и он умер спустя всего два месяца от продолжительной болезни. Так как по завещанию деда братья были ‘’в нераздельном капитале’’, молодая семья осталась фактически без средств к существованию, и была пущена по миру. Шехтели бедствовали, и дошло даже до того, что им пришлось отдать сына Виктора-Иоанна на попечительство в семью столичного статского советника Ф.К.Дейча, чью фамилию он позже и взял.

Но и несчастьям со временем пришёл конец. В 1871 году Дарья Карловна смогла устроиться экономкой в дом предпринимателя, одного из основателей знаменитой галереи, Павла Третьякова. Заботу о детях взял на себя устроивший её в Москве Тимофей Жегин, с которым она была дружна. Осенью 1871 года Франц-Альберт сдал вступительный экзамен и был зачислен во второй класс Саратовской мужской гимназии — единственного в городе учебного заведения, дававшего среднее образование и право без экзаменов поступить в Казанский университет. Учился юный Шехтель довольно посредственно, будучи даже оставленным на второй год, но, всё же, смог в итоге закончить гимназию, переехав после этого в 1875 году к матери.

Вскоре по прибытию в Москву Шехтель начал работать в мастерской видного архитектора А. С. Каминского, с которым он познакомился, вероятно, в доме Третьяковых (Каминский был женат на сестре братьев). Сооружения, возведённые по проектам Каминского, во многом сформировали облик Москвы второй половины XIX века. Знаток русского и западного средневековых стилей, хороший акварелист, яркий мастер эклектики, Каминский, вероятно, сыграл большую роль в судьбе Шехтеля и оказал определённое влияние на развитие его архитектурного таланта. В соавторстве с Каминским Шехтель летом 1875 года исполнил в неорусском стиле конкурсный проект фасада здания Исторического музея (осуществлённого в итоге по задумке Шервуда).

В 1875 году Шехтель поступил на архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества, учась там одновременно с Исааком Левитаном и Николаем Чеховым, братом знаменитого писателя. Как он позднее вспоминал: ‘’Профессии не выбирал — было решено давно: конечно же, архитектурное отделение Училища живописи, ваяния и зодчества’’. Молодой архитектор сблизился и с самим Антоном Павловичем, знакомство с которым позже переросло в крепкую дружбу, но в 1878 был отчислен по причине низкой посещаемости — вероятно, сказалась болезнь матери. Тем не менее, он начал свой архитектурный путь, и уже в 1880-ых состоялся его первый дебют.

Шехтель не ограничивался только архитектурой — он принимал активное участие в создании различных художественных костюмов и декораций для московских театров и народных гуляний, а также состоялся в качестве художника-оформителя. Он строит множество усадьб и домов в Москве и провинции. Вместе с более именитым зодчим своего времени, Константином Терским, он участвует в создании проекта здания Московской городской думы, и хотя в итоге предпочтение было отдано проекту Дмитрия Чичагова, оба мастера получили первую премию на думском конкурсе. Шехтель участвовал в создании киосков и выставочных павильонов для Всероссийской художественно-промышленной выставки, прошедшей в 1882 году на Ходынском поле. В мае 1883 года он выступил оформителем имевшего большой успех праздничного шествия ‘’Весна-Красна’’ в рамках поставленных Михаилом Лентовским коронационных торжеств, после которого им были даже отдельно изданы эскизы к шествию в виде специального альбома с красочной обложкой, оформленной самим Шехтелем. Это издание принесло молодому архитектору настоящую славу, на что с дружеской иронией отзывался в журнале ‘’Осколки московской жизни’’ Чехов:

‘’Про Лентовского можно целую книгу написать. Это замечательный человек. Когда он умрёт, ему непременно монумент поставят. <…> На днях вышел его альбом “Весна-Красна”. <…> Альбом со всех сторон русский, но дело, надо полагать, не обошлось без вмешательства западных держав. Великолепная виньетка и таковые же рисунки подписаны неким Ф. Шехтель. Кто сей? Знаю я всех московских художников, но про Шехтеля не слыхал… Держу пари на 5 рублей, что он иностранец. Во всяком случае, хвалю’’.

Шехтель строил различные объекты, оформлял спектакли в Большом театре, сотрудничал штатным художником в ряде московских газет и проектировал дизайны различных афиш, торжественные адреса и меню. Словом — жизнь текла своим чередом. Постепенно набирая славу и известность, он в 1886 году стал преподавателем основанных А.О.Гунстом ‘’Классов изящных искусств’’, а в 1887 году женился на Наталье Тимофеевне Жегиной — дочери его бывшего попечителя. В 1888 году у Шехтелей родилась дочь Екатерина, в 1889 — сын Борис, в 1892 — Лев, а в 1896 ещё и дочка Вера.

В 1890-ые Шехтель перешёл с эклектики на неоготику, по-прежнему активно используя и неорусский стиль. Подавляющая часть неорусских работ этого периода была сделана в деревянном виде (в частности — торжественный павильон в честь коронации на Триумфальной площади в 1896 году, царский павильон на станции Одинцово, оформление площади Тверской заставы тогда же и т.д.), и потому не дошла до наших дней. Он экспериментирует и с неовизантийским стилем, участвуя в строительстве и оформлении нескольких церквей в Москве (в частности — церкви Пимена Великого в Новых Воротниках и трапезной церкви Рождественского монастыря), а также в провинции (в частности — церкви Спаса Всемилостивого в Иваново-Вознесенске). Первой неоготической работой уже именитого архитектора был особняк Морозовых на Спиридоновке. Произведение вышло настолько готическим и притом гармоничным, что при взгляде на него его даже несколько сложно назвать именно ‘’неоготикой’’, хотя, в сущности, сам термин всё равно имеет прежде всего хронологическое значение. В этом же стиле Шехтель строит особняк на Первой Мещанской для предпринимателя М.С.Кузнецова, собственный дом в Ермолаевском переулке, отделывает интерьеры особняков промышленников А.В.Морозова (совместно с Врубелем) и А.П.Харитоненко.

В 1894 году Шехтель получил свидетельство Техническо-Строительного комитета МВД на право производить работы по гражданской строительной и дорожной частям. И хотя подчёркивалось, что оно не давало ему статуса инженера или архитектора, однако его право на самостоятельные творения теперь было официально подтверждено, и отныне Франц Осипович стал подписываться как ‘’техник архитектуры’’. А в январе 1895 года он и вовсе был принят в Московское архитектурное общество, членом которого оставался вплоть до своей смерти, и чьим председателем он был в 1906–1922 годах. В этом же году семью Шехтелей постигла утрата — умер сын Борис. Вероятно, именно с его смертью связан переезд с дома на Петроградском шоссе сначала на Тверскую, а затем, в 1896 и в собственный дом в Ермолаевском переулке. С этого же года начинается преподавательская деятельность Франца-Альберта в Строгановском училище, где он позже, с 1898, был утвержден штатным преподавателем.

Именно Шехтель стал зачинателем русского модерна — ответвления общеевропейского стиля ‘’арт-нуво’’, внеся фурор в мир русской архитектуры зданием скоропечатни Левенсона в Трёхпрудном переулке в 1900 году. В стиле модерна же Шехтель строит русский павильон на Всемирной выставке в 1901 году в Глазго, Ярославский вокзал (1902) в Москве, здание МХТ (1902) а также особняк Рябушинского на Малой Никитской (1900), позже ставший местом жительства Горького, и где ныне располагается его квартира-музей. В 1901 году архитектурные заслуги Франца Осиповича окончательно признаются, Шехтель наконец-то, не имя оконченного архитектурного образования, получает звание академика архитектуры. В дальнейшем он строит ещё целый ряд модерновых и неорусских зданий, в частности: доходный дом Строгановского училища на Мясницкой (1904–1906), типографию ‘’Утра России’’ (1907–1909), торговый дом Московского купеческого общества (1909) и кинотеатр ‘’Художественный’’ на Арбатской площади (1912). Во всех этих примерах заметен переход автора к более скупому на изящества, более ‘’рациональному’’ модерну — что было в полном русле тех лет и общемирового развития архитектуры. Она постепенно упрощалась, избавлялась от ‘’излишеств’’, и Шехтель был в фарватере этого процесса.

На стыке десятилетий Шехтель увлекается неоклассицизмом, и к этому периоду его творчества относятся личный дом на Большой Садовой (1909), выставочный зал в Камергерском переулке (1914–1915) и библиотека-музей А.П.Чехова в Таганроге (1910). К этому времени Шехтель уже является почётным членом Общества британских архитекторов, архитектурных сообществ Рима, Вены, Берлина и Парижа, его имя гремит в зодческих кругах по всему миру, а с 1908 он принимает участие в организации международных архитектурных конгрессов. Но приближалась Первая Мировая война, а с ней — конец мирной жизни и приближение трагических для России революционных событий. В 1915 году Шехтель перешёл из католицизма, который он исповедовал с самого детства, в православие, и принял имя Фёдор, что возможно было связано с накатившимися на русское общество тех лет германофобскими настроениями. Шутка ли — если в шпионаже на немецкую разведку обвинялась даже императрица Александра Фёдоровна, а немецкая фамилия была важным козырем оппозиции против премьер-министра Штюрмера, то что уж говорить о простых немцах?

После Октябрьской революции работы для архитекторов в Москве почти не осталось, и Фёдор Осипович, оставшийся единственным кормильцем семьи, сосредоточился на разработке платных лекций для Московского архитектурного общества и некоторых других лекториев. Ещё раннее, летом, он продал свой неоклассический особняк на Большой Садовой и переехал в более скромную арендуемую квартиру на Первой Брестской. Архитектор планировал, используя связи с М.П.Чеховой (сестрой писателя) переехать в Крым, но этого ему тогда так и не удалось, и о чём он впоследствии сильно сожалел. В 1918 году Шехтель возобновил полноценную преподавательскую деятельность, получил звание профессора во ВХУТЕМАСе, читая лекции по истории искусства и преподавая композицию в старших классах, параллельно занимаясь всяческими ремонтными и перестроечными работами в МХТ. В том же году ему было предложено участвовать в масштабном проекте ‘’Иртур’’ (Ирригация Туркестана), предполагавшем расширение систем орошения, а также строительство жилых и общественных зданий в этом крае. Шехтель согласился, и активно занимался поставленными перед ним задачами вплоть до 1920 года, когда проект был закрыт, а ему пришлось вернуться в Москву.

В конце 1920 года руководитель Московского архитектурного общества получает назначение на должность начальника Художественно-производственной комиссии Научно-технического отдела Высшего Совета Народного Хозяйства, в чьих задачах было внедрение художественных решений в отраслях промышленности. В составлении различных эмблем профсоюзов, внедрении новых шрифтов, создании плакатов и организации лекций приняли участие также и многие другие видные архитектора того времени, но в 1922 году деятельность комиссии была полностью прекращена. Шехтель некоторое время проработал в Главкустпроме, после чего возглавлял выставочный комитет Общества друзей музея А.П.Чехова. В следующем году Фёдор Осипович принял активное участие в праздновании столетнего юбилея Малого театра, с разработкой памятного знака, праздничного жетона, виньетки для брошюр и рядом других работ. Он предложил и проект по реконструкции самого театра, но к работам по перестройке допущен по итогу не был. Тогда же он участвовал и в подготовке к Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке в Москве, где являлся председателем жюри конкурса на художественный плакат, а также автором Туркестанского павильона, ставшего последним архитектурным творением прославленного русского зодчего. Он занимался проектами мавзолея Ленина и памятника 26 бакинским комиссарам, но они оба, воплощённые на бумаге, так и не были реализованы на практике.

Именно Шехтелем было инициировано решение о создании музея МХАТа, но сам архитектор к тому времени уже отходил от активной творческой деятельности. В 1924 году он устроился на должность заведующего архитектурным подотделом при строительстве ДнепроГЭС, но уже в 1925 уволился оттуда по состоянию здоровья. В октябре его самочувствие ухудшилось настолько, что он был вынужден провести полгода в постели, оставшись безо всякой работы и почти без средств к существованию. К работе Шехтель вернулся только в апреле 1926 года, и за неполный год смог предоставить чертежи по 26 объектам, среди которых был план машинного здания ГЭС, моста через Днепр, план города эксплуатационников, а также ряд других архитектурных решений. В то же время, назначенной весной министром культуры Луначарским пенсии в 75 рублей не хватало на содержание всей семьи, и Фёдор Осипович решил продать свою коллекцию живописи и скульптуры, чтобы прокормить нигде не работающих жену и дочь. В письме издателю И.Д.Сытину он писал, что: ‘’Моя жена стара и немощна, дочь больная (туберкулёз лёгких), и чем она будет существовать — я не знаю, нищенствовать при таких ценностях — это более чем недопустимо. Продайте всё это в музеи, в рассрочку даже, но только чтобы они кормили жену, дочь и сына Льва Фёдоровича. <…> Я строил всем Морозовым, Рябушинским, фон Дервизам и остался нищим. Глупо, но я чист’’.

В мае зодчий с семьёй переехал на арендуемую дачу в Петрово-Разумовском, а уже 7 июля 1926 года скончался от рака желудка. Отпевание Шехтеля прошло в церкви Святого Ермолая на Козьем болоте, в которой десятью годами раннее он был крещён в православие. Фёдор Осипович был похоронен на Ваганьковском кладбище (участок номер 15), на территории фамильного захоронения, сооруженного в 1895 году по его же проекту. Потомки Фёдора Осиповича оказались также связаны с искусством. Внуком Шехтеля, по линии младшей дочки Веры, был советский эстрадный артист и актёр театра и кино Вадим Тонков, ставший в 1994 году заслуженным артистом России. Сын Лев тоже стал исследователем искусства и даже выступил одним из создателей ‘’Маковца’’ — группы московских художников, действовавшей в 1921–1927 годах, и выступавшей за развитие искусства на основе преемственности культурной традиции и историческому пути.

‘’Искусство, охраняя народную мудрость, растущую из седых веков и дающую художнику простор для проявления личности в могучем дышащем творчестве, должно вести народ к высокой культуре познания и чувства и участию в творчестве… Искусство должно проникать в жизнь…

Мы полагаем, что возрождение искусства возможно лишь при строгой преемственности с величайшими мастерами прошлого и при безусловном воскрешении в нём начал живого и вечного…’’

Творческий путь Фёдора Шехтеля прошёл от эклектики и до неорусского стиля с модерном, затронув также неоготику, неоклассику и некоторые заигрывания с восточной тематикой. В каком-то смысле его путь был путём всей русской архитектуры того времени — но именно он его во многом и задавал, становясь, как в случае с тем же модерном, зачинателем целого направления русского искусства. И хотя ныне о нём знает и помнит довольно мало людей — его вклад в русское культурно-историческое наследие неоценим. И хотя сейчас зодчество во всех отношениях не осознаётся российским обществом как нечто важное, о чем свидетельствуют даже доминирующие архитектурные вкусы, рано или поздно это отношение сменится, уже — как показывает успех Варламова и благоустройство улиц в Москве — начинает сменяться, и вот тогда-то творческий путь Фёдора Осиповича Шехтеля и будет оценён по достоинству.

Источник