Луки их натянуты, Колчаны отворены, Сабли их наточены, Шеломы позолочены. Сами скачут по полю волками И, всегда готовые к борьбе, Добывают острыми мечами Князю – славы, почестей – себе (Слово о полку Игореве) От античности Феномен дружины – обособленной от общины группы воинов, лично преданных вождю и постоянно готовых с бою – известен по крайней мере с I века до н.э., в том числе благодаря запискам Гая Юлия Цезаря. На исходе I века н.э. Тацит в «Германии» описывал германских «comes» (спутников) уже достаточно подробно. Из «Германии» мы можем почерпнуть необходимые сведения об институте древней дружины. Согласно Тациту, «никому не зазорно состоять в чьей-нибудь дружине». Дружина – это опора вождя в мирное и военное время. Она состоит из самых отважных воинов племени, связанных с предводителем узами личной преданности («…выйти живым из боя, в котором пал вождь, – бесчестье и позор…»). Дружина живет войной и стоит во многом над интересами собственного племени. Тацит сообщает, что дружина готова идти на войну в интересах других племен, если собственное «закосневает в праздности». Из рассказа Тацита мы можем заключить, что к исходу I века н.э. германская дружина уже представляла собой некую обособленную социальную группу, находящуюся на содержании вождя и живущую при вожде за счёт военной добычи. Этот институт не вписывался в рамки старого племенного строя. Принципы комплектования и жизнедеятельности вычеркивали дружину из родовой и территориальной общинной структуры. Дружина стала источником для формирования новой знати – служилой. Благодаря дружине на первый план в эпоху великого переселения народов выйдут «военные князья», то есть вожди, чья власть подкреплялась физической силой. У современных исследователей практически не вызывает сомнения факт неединственности германской дружины. «Домашние войны», «соратники» и прочие аналоги «comites» существовали и у представителей других европейских народов: «war-bands» в Британии, «guerriers domestiques» во Франции. Петр Стефанович, например, заключил, что «такая дружина – «явление интернациональное, универсально-историческое, как подтверждают исследования этнологов… Эта «домашняя» дружина является элементарной общественной формой, которая может возникнуть независимо в разных местах на разных стадиях общественного развития…» Не были исключением и славянские племена. Славянская дружина «Дружина» – это термин, известных с глубокой древности в большинстве славянских языков. Словом «дружина», очевидно, восходящем к слову «друг», вполне может быть обозначено «всякое большое или малое сообщество или товарищество» (М.Я. Дьяконов). Непривычное нам «мирное» употребление слова зафиксировано уже в древних текстах кирилло-мефодиевского цикла. Дружина пирует на берегу В житие Константина (Св. Кирилла), написанном вскоре после его смерти в 869 году, описывается эпизод с нападением на хазарское посольство, которое возглавлял миссионер. Константина и его спутников пленили венгры, но «по божию повелению укротиша и отпустиша и с всею дружиною». Никакой «дружины» в классическом понимании этого термина у миссионера, конечно, не было, иначе воины оказали бы сопротивление. Венгры напали на людей посольства, не являвшихся военным отрядом – слуг, помощников и, возможно, нескольких вооружённых человек охраны. Дружина тут – это все посольство. В более поздней литературе исконное использование термина «дружина» в значении «спутник» и «товарищ» постепенно уступает сугубо военному значению. «Дружиной» может обозначаться целое войско, этим термином могут маркироваться «свои» на поле боя, но чаще всего речь будет идти о приближенных князя, его личном отряде. В статье мы будем под термином «дружина» подразумевать классическое значение – особый отряд княжеских воинов. Первые документальные упоминания о славянских дружинах относятся к 6-7 векам и совпадают с распадом племенной структуры у славян, переходом к территориально-политическим объединениям. В «Войне с готами» Прокопия Кесарийского фигурирует отборное и немногочисленное славянское войско, вторгшееся в 549 году в Византию. В «Чудесах св. Димитрия Солунского» упоминается «цвет племен», «отборное и опытное в военном деле» славянское войско, нападающее на Солунь (Фессалоники). Оба трактата косвенно сообщают нам о дружинах, т.е. отрядах профессиональных воинов: немногочисленных, тяжеловооруженных, опытных и организованных. Впрочем, из этого описания мы не можем сделать никаких выводов относительно формы взаимоотношений этих воинов с князем. Отличительной особенностью дружинника были не его военные качества, а близость к князю. Первое более или менее подробное описание таких отношений мы находим позже – в X веке. Древнейшим известием об особом княжеском отряде считается отрывок из произведения арабского дипломата ибн Фадлана, описавшего своё посольство в Волжскую Булгарию в 922 году. На страницах «Рисала» ибн Фадлан описал и «русь», тех, кого мы называем дружинниками: «Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причём находящиеся у него надёжные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него… Эти четыреста сидят, а ночью спят у подножия его ложа». Это описание подходит под определение дружины, т.е. военной машины, опираясь на которую князья построят на Руси military state – «дружинное государство». Читаем в статье Темушева «Роль правящих династий в развитии ранних славянских государств»: «Эта военная машина, действующая по указанию князя, выполняет три задачи: гарантирование его державной позиции в государстве, укрепление позиции государства в международных отношениях, обеспечение безопасности всех жителей, особенно господствующей верхушки». Что есть древнерусская дружина? Сколько воинов она включает и чем живет? Обеспечение «дружины» полностью ложилась на плечи князя. Он обеспечивал своих людей оружием и конями, что уже качественно выделяло княжеское войско на фоне ополчения. Вероятно, в X-XI веках мы можем говорить о постоянном отряде в ~200 человек у рядовых князей и ~800-1000 воинов в распоряжении киевского князя. Дружинник обеспечивался жильем, оружием и жалованием, которое в начале XI века составляет около 6-7 гривен в год (против 10 на службе у византийского императора). Летопись сообщает нам об отказе в 1014 году Ярослава Мудрого (в то время новгородского князя) платить 2000 гривен отцу в Киев. В летописи есть и такая фраза: «а тысячю Новгороде гридем раздаваху». Т.е. тысяча гривен шла гридям в качестве жалования. Из общей суммы в 3000 гривен – собранной дани. Из этого описания несложно заключить, что князь «стимулировал» преданность людей третью своего дохода. Чем платила князю его дружина, какую роль играла? Игорь Николаевич Данилевский заключает, что «дружина являлась гарантом реализации решений князя и соблюдения достигнутых при его участии договоренностей. Она могла выполнять как полицейские (внутренние), так и «внешнеполитические» функции по защите племен, пригласивших данного князя, от насилия со стороны соседей. Кроме того, князь при ее поддержке мог осуществлять контроль над важнейшими путями транзитной международной торговли». Воины дружины Святослава Княжеская дружина участвовала и военных походах своего князя, и в посольствах, в «засадах» (т.е. несла гарнизонную службу), жила полюдьем, т.е. сбором податей. Дружина регулярно устраивала «кружение», объезжая «подконтрольную» территорию и собирая с «дыма», «рала или плуга» определенную сумму в пользу князя. Матвей Любавский в своем знаменитом курсе лекций по древней русской истории описывал полюдье так: «…В ноябре месяце, как только устанавливался зимний путь, киевские князья отправлялись на полюдье по всем своим волостям; собирали они дань по большей части натурой, тут же чиня суд и расправу. В этом блуждании проходила целая зима, и лишь в апреле, когда вскрывался Днепр, князья возвращались в Киев, а за ними везли дань, которую тотчас же отправляли на ладьях в Константинополь для продажи». Собранные средства делились князем между дружинниками «на оружье». Похожая система была упомянута Тацитом, описавшим подношения германцами даров воинам соплеменникам. Причем важно понимать, что сбор полюдья подчеркивался добровольностью происходящего. Люди одаривали князя и дружину. Дары эти представляли собой как денежные средства всевозможного номинала – от гривн (слитков серебра) до монеток «щеляг», так и ценную пушнину. Кроме полюдья собиралась дань, которая с точки зрения современного человека вообще мало отличалась от рэкета: «Посла к радимичем, рька: «Кому дань даете?». Они же реша: «Козаром». И речем им Олег: «Не дайте козаром, но мне дайте». И даша Олгови по шелягу, яко же и козаром даяху». Дружинники X века питали интерес к оружию и драгоценным металлам (о чем свидетельствуют находки в «дружинных курганах»), но совершенно не интересовались землей как формой собственности. В X веке вотчинное землевладение и интерес к земле у дружинников отсутствует. Дружинники, видимо, были не прочь подраться, и конфликты в их среде подробно регулировались дружинным правом, имевшим «уголовные» статьи («вира» за убийство, травмы, побои), но полностью игнорировавшим хозяйственные отношения. Сага «Гнилая кожа» рассказывает нам подробности о жестоких нравах в дружинной среде. Незаконный сын конунга Олава – Магнус – был отправлен в «Гардарику» ко двору Ярослава и воспитывался среди его дружинников: «Один дружинник, довольно пожилой, невзлюбил его, и однажды, когда мальчик шел по столам и подошел к тому дружиннику, то подставил тот ему руку и свалил его со стола и заявил, что не хочет его присутствия… И в тот же самый вечер, когда конунг ушел спать, мальчик был снова в палате, и когда дружинники еще сидели там и пили, тогда подошел Магнус к тому дружиннику и держал в руке маленький топор и нанес он дружиннику смертельный удар. Некоторые его товарищи хотели тотчас взять мальчика и убить его и так отомстить за того дружинника, а некоторые воспротивились и хотели испытать, как сильно конунг любит его [конунгу сообщили о происшедшем]. «Королевская работа, приемыш, – говорит он и рассмеялся. – Я заплачу за тебя виру». Затем договаривается конунг с родичами убитого и тотчас выплачивает виру…». Земля, которая без народонаселения не имела ценности, не была привлекательной наградой для воинов. Данилевский пишет, что «жалобы дружинников были сосредоточены на каких-либо внешних признаках богатства, речь никогда не заходила о земельных пожалованиях». Из-за отсутствия у земли (в отрыве от ее обработки) ценности на Руси феодальные отношения развивались несколько иначе, чем в Западной Европе, где отношения базировались на премировании воинов главным образом земельными наделами. Дружинник одаривались князем и кормились им (в прямом смысле): «Се же пакы творяще людям своим по вся недели; устави на дворе в гриднице пир творити и приходити болярам и гридем и съцьским и десяцькым и нарочитым мужем, при князе и без князя: бываше множество от мяс и от скота и от зверины, бяше по изобилию от всего». Единение по хлебу было столь же важным моментом, что и процесс дарения. Они закрепляли отношения между князем и дружинником. Гуревич так описывает специфику собственности в древнерусском обществе: «Право собственности не состояло в праве неограниченного владения и свободного распоряжения. Владение имуществом предполагало его использование… обмен вещами был нерациональным. Ценность имел не сам по себе предмет, ее имели те лица, в обладании которых он оказывался, и самый акт передачи имущества». Киевский дружинник, X век Бытовая близость князя и воинов была отличительной чертой внутридружинных взаимоотношений в X-XI веках, на этом базировалась верность дружины. Подобная форма была типична для любой дружины – скандинавской или русской. Читаем в исландской саге: «Конунг поблагодарил Гуннлауга за песнь и в награду за нее дал ему пурпурный плащ, подбитый лучшим мехом и отделанный спереди золотом. Он сделал Гуннлауга своим дружинником». Получая вещь из рук прославленного вождя, воин приобщается к его славе и удаче, обретает с ним более тесную связь. Дружина превращалась в классическую «малую группу». Хлевов в «Дружинах Севера» описывал этот феномен так: «… Представляется продуктивной оценка дружины с точки зрения критериев социальной психологии. Создавалась структура маргинальной группы по типу современной криминальной группы. Маргинализированность и самосознание…». Младшая и старшая дружины «Огнищане» (член княжеского очага), «мужи» и «гридь» (от скандинавского gridi – товарищ, телохранитель) вместе составляли княжескую дружину. Дружинных терминов в летописи много – это «детские», «отроки», «бояре», «мужи», «огнищане». Часто эти термины используются как взаимозаменяемые синонимы, но иногда противопоставляются (например: отроки и дружина). Сомнений нет только относительно слова «гридь» – оно употребляется только по отношению к военным слугам, то есть обозначает тот самый военный княжеский отряд. Дружина с первых дней своего существования не была однородной структурой. Иерархичность, отмеченная еще Тацитом относительно германской дружины, была свойственна и древнерусской дружине. И иерархия эта находилась в постоянном движении, значение терминов менялось, что-то добавлялось, что-то отмирало: «Внутренняя дифференциация дружинной среды была значительна и развивалась в X—XII вв. быстро». Первоначально дружинное право («Древнейшая правда») не знало градаций статусов внутри дружины, но фактически расслоение среди воинов наблюдается уже в X веке. Это наглядно прослеживается благодаря археологическим данным. Дружинные курганы свидетельствуют о сильном имущественном расслоении в среде дружинников. Принято делить славянскую дружину на две главные категории: старшую и младшую, хотя «гридь» периодически выделяется в средний слой. Многие современные исследователи, в частности Стефанович, предлагают считать дружиной в значении военных слуг князя только «гридь». Согласно этой концепции то, что мы называем «старшой» дружиной, представляет собой слой русской военно-служилой знати как таковой, не связанный с дружинной организацией. Дружина в целом могла состоять и из людей, доставшихся князю «по наследству» от отца или города, молодежи разного происхождения, полностью зависимых слуг. Все они были частью дружины, но имели разный статус. Не все были военными слугами, многие выполняли административные или бытовые функции. «Старшей дружиной» могут обозначаться дружинники отца, в то время как «младшей дружиной» – «други» юного князя, то есть его сверстники и в буквальном смысле друзья. Нередко под большой и малой дружинами понимались буквально большие и малые военные отряды. Согласно классическим представлениям старшая дружина («большая дружина», «отня дружина», «лучшая», «первая», «старейшая» и т.д.) – это высший слой дружины, состоящий из бояр, а «молодшая дружина» – это гриди, отроки и детские. Бояре – термин, которым может быть обозначена как дружинная верхушка, так и в целом высшая знать Руси. Изначально они, видимо, находились в прямой зависимости от князя, но постепенно стала возникать прослойка «земского боярства». Бояре, как и всякие дружинники, всегда имели свободу выбора – т.е. право «отъехать». Древние германские дружины были организованы таким образом, что дружиннику было невыгодно покидать своего князя, он лишался оружия и половины «совместно нажитого» имущества. На Руси, по всей видимости, такой практики не существовало. Дружинники могли свободно покидать князей, и более того, зачастую они сохраняли свое имущество, только если оставались в той или иной локации после ухода своей дружины. Смерть дружинника не влекла за собой лишения его семьи имущества, оно передавалось по наследству (в том числе по женской линии). Бояре постепенно оседали в городах. С XI-XII вв. князья начали жаловать высшему слою дружины землю, бояре обзаводились вотчинами и, оставаясь служилым сословием, удалялись от классической формы дружинной организации. Постепенно исходное значение термина «боярин» как представителя высшего дружинного слоя размылось. Вот как это процесс описан в лекции Матвея Любавского: «Владение делами стало крепко привязывать княжеских дружинников к данной земле, и они обыкновенно стали оставаться в ней даже тогда, когда уходил их князь. Мы видели, с каким чувством говорил князь Изяслав Мстиславич своим дружинникам, что они вышли за ним из Русской земли, своих «сел и жизней» лишившись. Видно, что такой поступок был уже большим самопожертвованием. Обыкновенно же бояре, владевшие селами, предпочитали оставаться в земле и по уходе из нее князя. Эти оседавшие бояре по инстинкту самосохранения должны были тесно примыкать к местному обществу и становились земским классом». «Младшая дружина» состояла из отроков и детских. Термин отроки в разное время и в разных обстоятельствах мог обозначать как младших дружинников, так и личных слуг князя. Первоначально он реально обозначал юный возраст дружинника и вполне мог относиться к человеку несвободному, возможно, пленнику. Детские тоже были частью младшей дружины, но этот термин никогда не обозначал личных слуг. Часто «детские» были княжескими чиновниками. Детские, видимо, постепенно начали играть ту роль, которую на заре дружинной организации играли бояре, превратившиеся в землевладельцев-вотчинников, т.е. стали военной и социальной опорой своего князя. Этнический состав Этнический состав дружины не был однородным, но славянский элемент явно преобладал. Анализ «дружинных курганов» показал соотношение типично скандинавских и типично славянских погребений как один к семи. Картина Рериха «Заморские гости» В формировании дружины скандинавы первоначально имели важное, возможно, образующее значение. Темушев, например, приходит к этому заключению, опираясь на этимологию имен «братьев» Рюрика – Синеуса и Трувора: «sine hus – «свой род», thru varing – «верная дружина». При этом нет никаких сомнений относительно постепенного размывания скандинавского ядра, ведь князь мог принять в дружину, чьи связи противопоставлялись кровнородственным и общинным, представителя любого племени. Этничность не имела решающего значения. Читаем в лекции Ивана Дмитриевича Беляева: «…Олег, удаляясь из Новгорода, принял в свою дружину охотников из Новгородцев, Кривичей и Финнов, a Игорь, Святослав и Владимир принимали в дружину уже без различия, всякого, кто желал поступить в нее. Таким образом, состав дружины при этих князьях был самый разнообразный: тут были Варяги, Финны, Славяне, Печенеги, Ятвяги Прием в дружинники сопровождался некоторыми обрядами. Дружинник, желающий поступить на службу к князю, являлся к княжескому воеводе, который приводил его к князю и дружине. Князь и дружина спрашивали его, какого он происхождения и какие совершил подвиги, дабы по происхождению и подвигам назначить ему достойную степень в службе и жалованье. В былине об этом говорится так: «Ты скажи, молодец, кто твой род и племень? По роду тебе место дати, по племени жаловати». Объявляя о своих подвигах, дружинник должен был подтвердить их доказательством своей силы». Нужно понимать, что «варяги» активно участвовали в походах и междоусобицах русских князей, но по большей части рассматривались в качестве наемников. Например, норвежец Эймунд служил в Гардарике (на Руси) конунгу Ярицлейву (Ярославу), и его люди получали по эйриру в месяц (кормчий – 1,5 эйрира). Они оставались «варягами», т.е. наемниками, принесшими клятву верности. Примечательно, что собственно скандинавская традиция не знала договоров-рядов. Княжеская дружина в свою очередь была вне зависимости от этнического происхождения «русью» (до XII века у слова «русь» не было государственно-территориального понятия). Е.А. Мельникова при анализе «Саги об Эдмунде» приходит к выводу, что «скандинавские дружины рассматривались Ярославом лишь в качестве наемной боевой силы, используемой по мере надобности в междоусобной (иногда и в межгосударственной) борьбе. Летописи, как и сага, характеризуют варягов по преимуществу как профессиональную часть русского княжеского войска, как исполнителей воли того или иного русского князя, на службе которого они находились; их интересы ограничивались чисто материальными факторам». Членом дружины мог стать любой воин, вне зависимости от происхождения и социального статуса. В этом смысле дружинная структура была наиболее открытой (по крайней мере, в первоначальный период) общественной ячейкой. Служба в дружине была привлекательной для человека, готового сменить образ жизни на практически кочевой. Добиться социального успеха проще всего было двумя путями: подавшись в дружину или в торговлю (чем дружинники, имевшие доступ к военной добыче и реализации дани, занимались едва ли не активнее, чем войной). «Повесть Временных лет» рассказывает нам о подвиге безымянного юноши, который в рукопашном бою одолел печенежского богатыря в 992 году. Князь Владимир с дружиной встретил печенег на реке Трубеж. Противоборствующие стороны опасались переходить реку, и после стояния печенежский князь предложил Владимиру выставить воина на поединок, который должен был решить исход набега. Во всем русском войске не нашлось охотников на бой и один «стар муж» предложил в борцы своего младшего сына, который отличался «середним телом», но феноменальной силой (однажды он в порыве ярости разорвал кусок дубленой кожи). «…схватились, и начали крепко жать друг друга, и удавил муж печенежина руками до смерти. И бросил его оземь. И кликнули наши, и побежали печенеги, и гнались за ними русские, избивая их, и прогнали». Юноша добыл князю победу, доказав свою силу, и моментально из ремесленника (кожемяки) превратился в «великого мужа», т.е. княжеского дружинника. Дружинники получали от князя вознаграждение, но денежная составляющая во взаимоотношениях дружины и князя была не довлеющей: «за злато и серебро не купить дружины». В постоянный состав русских дружин скандинавы входили не слишком часто – они служили на Руси обычно в составе «сложившегося контингента» свободных дружин, чьей целью был заработок. Горский в работе «Древнерусская дружина» отмечал, что «отряды варягов-наемников не могут считаться древнерусскими дружинами. О вхождении скандинавов в ряды древнерусской военно-дружинной знати можно говорить лишь в случае их оседания на Руси». Ту же мысль высказывал еще в XIX веке Иван Дмитриевич Беляев: «пришельцы редко оставались на жительство в русской земле; они обыкновенно, сделавши несколько походов с князем и обогатившись добычею, уходили обратно в Скандинавию». Горский приводит результаты анализа нарративных источников, относящихся к X-XI векам. Анализ показывает, что из 15 имен только четыре имеют неславянское происхождение (2 скандинавских и 2 тюркских). Тюркский элемент в дружинах активно присутствовал с конца XI века. Например, известен отрок Владимира Мономаха по имени Бяндюк или отроки Улан и Кульмей. «Мультикультурность» дружины хорошо видна по дружинным погребениям. «Включение большого числа разноэтничных элементов подчеркивало ее несвязанность с племенными традициями, противопоставленность им. Дружинная культура ставила ее носителей вне и над племенной организацией», – писала Мельникова Е.А. Дружина была полиэтнична, и этот факт, среди прочих, определял характер взаимоотношений дружинников и прочего населения. В статье «О дружинном праве в эпоху становления государственности» читаем: «На членов дружины, которая действовала на обширной территории формирующегося государства, не распространялись ограничения, накладываемые в традиционном обществе на лиц разного происхождения и разного исходного социального статуса. Дружинник славянского, скандинавского или финно-угорского происхождения были поставлены вне определенного племени или союза племен, они не подчинялись племенным правовым обычаям… Для дружинников характерна малая степень осёдлости, они не имеют сколько-либо глубоких корней». Дружина не «имела глубоких корней», она находилась в походах с князем, а вне походов располагалась по «засадам» в городах, в дружинных селах-погостах и княжеских «гридницах», т.е. практически в военных городках. Под «погостом» в X веке подразумевался «стан для князей и княжеской дружины, наезжавшей для собирания дани». Источник
