Стратегические районы России – Ханты-Мансийский автономный округ и Тюменская область – давно уже стали кладовыми, заполняющими нефтью и газом треть бюджета страны. Но в последние годы это еще и крупнейший транзитный коридор для переселенцев с Кавказа и мигрантов из Средней Азии, огромные национальные диаспоры и сумасшедшие «нефтяные» деньги. Бытовые конфликты на «национальной и религиозной почве». Неудивительно, что тут уже начали поговаривать о построении Тюменского халифата. Или даже Сибирского халифата. Спецкор «Комсомолки» попытался на месте выяснить, насколько это серьезно. Мой друг – «игиловец»* В нефтегазовом центре Родины оказалось настолько все «хорошо» с межнациональными отношениями и миграционными потоками, что мой визит в регион вызвал некий переполох. За мной даже пустили наружку. Молодой человек с надвинутым на глаза капюшоном старательно пропускал меня вперед на всех пешеходных переходах, хотя я, не знающий города, двигался причудливым зигзагом. В конце концов мы столкнулись с ним нос к носу – я перепутал улицу и повернул назад и тут же повстречал старого знакомого. Он сделал вид, что происходящее – лишь случайность, досадное стечение обстоятельств. Центр Тюмени, основательно присыпанный снежком, оказался абсолютно европеизирован и жестко противоречил недоброй поговорке: «Тюмень – столица деревень». В регионе деньги явно имелись. Деньги были даже у старших научных сотрудников Института проблем освоения Севера. Максим Черепанов вкушал какую-то фьюжн-кухню и мягко, но настойчиво «успокаивал» меня: – Визуально мигрантов стало больше в последнее время, с 2005 года их число стало резко расти. Мы пару лет назад проводили исследования, и вот что выяснилось – напряженное, негативное отношение к мигрантам в основном у тех, кто очень редко сталкивается с ними в повседневной жизни. Это утверждение звучало абсурдно, но сбить Максима с выбранной линии было невозможно. Радикальные течения в исламе тоже не вызывали у эксперта никакого беспокойства. И только когда я выключил диктофон, мой собеседник выдал самое интересное: – Вообще в ИГИЛ* от нас уезжают, конечно. У меня друг уехал, Магомед, мы с ним спортом занимались. Уехал, потом вернулся и опять отправился в Сирию. Его застрелили при переходе границы. Следом за экспертом ко мне за столик подсел студент-политолог Анвар Шамсуддинов, мой давний читатель – уговорил встретиться и попить кофе, сразив меня фразой: «Вы просто не представляете, как к нам редко приезжают гости!» Словосочетание «Тюменский халифат» его развеселило: – У меня дома халифат. Папа у меня шиит, мама – суннитка. А меня родители иногда «игиловцем» называют, в сердцах. Вообще эта тема модная, конечно. Приезжает учиться пацан из горного аула или из Средней Азии, среда чужая, надо как-то себя проявить. По рождению мусульманин – значит, через ислам проще всего. Подниматься через учебу или олимпиады – долго и тошно. А так – ходишь с четками, огрызаешься на всех «неверных». Уважают и боятся. – У тебя-то в ИГИЛ уезжали знакомые? – Нет. Есть один дурачок, он все собирается уехать. Уже ИГИЛ-то не стало! Я объясняю собеседнику, что в конце лета квазигосударство ИГИЛ, предчувствуя свой скорый конец в Сирии, огласило фетву «о новой тактике – борьбе с опорой на местные джамааты в Дар аль-харб» («землях войны». – Авт.). То есть не ехать в Сирию, Ирак, а устраивать теракты там, где живешь. Методики программирования людей отточены подобно дамасским клинкам, и самое последнее дело – придерживаться привычных линий поведения: «все хорошо» и «само рассосется». Радикальная синтетика Не я первый заметил, что в обществе, где отсутствуют жесткие национальные или региональные нормы поведения, быстро заводится радикальный ислам – для него это идеальная питательная среда. А если в эту среду постоянно вливаются миграционные потоки, состоящие на 90% из мусульман… То рано или поздно возникнет идея халифата и появятся люди, готовые ее реализовать. В первую очередь через раскачку межнациональных и межрелигиозных конфликтов. В Тюменской области и Ханты-Мансийском округе совпало множество факторов, благодаря которым и появилось вот это дикое выражение «Тюменский халифат». Проблема оказалась синтетической, многосоставной, стоящей на прочном историческом фундаменте. В воскресный день шикарный офис крупнейшей нефтедобывающей компании России пуст и тих. Я попиваю чаек с бывшим генералом КГБ и историком, консультировавшим фильм «Адмиралъ», писателем и краеведом Александром Петрушиным: – Здесь все всегда были приезжими. А ислам был на этих землях многие сотни лет. Когда Ермак завоевывал эти территории, здесь были сибирские татары и остатки Золотой Орды. Тюмень оказалась первым русским городом за Уралом, ей сейчас 431 год. За Ермаком сюда пришло купечество, потом потоки ссыльных – пленные шведы, декабристы, петрашевцы, и Достоевский тоже отметился. Потом началась аграрная реформа Столыпина, поехали переселенцы-малоземельцы. Мои предки также пришли сюда. Тяжело им было, новорожденных в мох заворачивали, но выжили. После Первой мировой здесь десять тысяч пленных оказались. Тридцатые годы – спецпереселенцы. В 1964 году началась разработка нефти – и новое заселение региона. Союзные республики взяли шефство над городами. Все это постоянно напоминало «плавильный котел наций» по образцу американского… Мне лично вот эта калька с английского «плавильный котел наций» кажется дурацким и даже вредным выражением. Его суют во все дискуссии, когда не хватает других аргументов в пользу бесконечной толерантности. И совершенно забывают, что котел – не мультиварка. Если в котле что-то варят, то следят за уровнем воды и давлением – приоткрывая крышку, регулируя силу огня. И когда нужно – сами изобретатели «плавильных котлов» рассаживают всех японцев по концлагерям или загоняют китайцев в Чайна-тауны, и там, в этих таунах, еще и устраивают профилактические погромы… Приезжие и процветание В день моего приезда в Тюмень три гражданина Узбекистана попросили у жителя Тюмени закурить и побили. Узбеков быстро отловили, они оказались безработными и неучтенными мигрантами – таких здесь многие тысячи. Можно ли считать случившееся «межэтническим конфликтом»? Вопрос риторический. В последние годы в России в каждом субъекте появились «комитеты по делам национальностей». Функции у них представительские, отчасти декоративные. Общение с «комитетчиками» – пустая трата времени, я так считал раньше, но в этот раз ошибся. В Тюмени тоже все шло по накатанной колее. Я начал задремывать под монотонный рассказ председателя комитета Евгения Воробьева о мероприятии «Мост дружбы»… Выбираясь из липких оков сна, чисто на автомате спросил Евгения Михайловича, какие у комитета, если они общественники, есть меры воздействия на глав национальных диаспор? И неожиданно получил внятный и толковый ответ: – Во-первых, они граждане РФ. Они социализированы, они имеют статусы и бизнесы. Это серьезные крючки, – Евгений Михайлович помолчал минутку, разглядывая меня оценивающе, и вдруг тихо, но внятно сказал: – Важно еще и не продаться никому. Я так считаю. Я же знаю, как это бывает – десять лет был главой Тобольска. Стоит лишь один раз продаться хоть чечену, хоть ингушу – все! – Я в Кондопоге видел, как бывает… И чем заканчивается. – А если ты держишь его на расстоянии и при этом взаимодействуешь… И разговор у нас пошел совсем в другом русле. Оказывается, Евгений Воробьев несколько лет работал в местном департаменте занятости, но не задержался там, конечно: – Я посмотрел, как мы относимся к квотам на рабочих-мигрантов и понял, что нас капитально надували. – ??? – Подает заявку строительная организация. Будет строить дом. Смотрю, какая заложена зарплата и стоимость квадратного метра. Минус налоги. Говорю начальнику строительного управления: «Дорогой мой, у тебя в Тюмени не должен стоить квадратный метр 40 тысяч». Он: «А сколько?» Я: «25 тысяч, максимум. Знаешь почему? Потому что ты людям платишь пять тысяч, восемь тысяч…» Он – мне: «Это гастарбайтеры, им нормально и так!» Я уперся: «Плати людям нормальную зарплату, 40 – 50 тысяч, и мы найдем тебе в Тюмени на эти деньги рабочих!» Это же все видно, когда подается заявка в службу занятости! Что бы там ни рассказывали про нехватку рук на стройках. Дальше. Энергетическая компания подает заявку на приглашение из Германииспециалистов на зарплату 50 тысяч рублей. Я поражаюсь, спрашиваю его: «Где ты в Германии нашел специалиста на такую зарплату?» Евгений Воробьев Следующая фирма – отделочники из Турции, зарплата 18 тысяч. Меня смех разобрал, я же работал в строительстве столько лет. Говорю ему: «Где ты нашел турка, который приедет в Сибирь за 18 тысяч рублей, это же только на еду!» Я боялся прервать этот монолог, потому что, пожалуй, впервые мне честно, изнутри и от лица чиновника, рассказывали, как работает система по завозу мигрантов. Евгений Михайлович перевел дух и продолжил с тем же напором: – Вот он пишет мне в заявке 300 человек из Азербайджана. Я его спрашиваю: «Зачем тебе 300 азербайджанцев, у нас тут что, азербайджанское предприятие? Для чего они нужны тебе по квоте, ты с ума сошел? Мы что, не найдем тебе человека, работающего на электрокаре, зачем его везти из Азербайджана?» Когда внимательно смотришь такие заявки – все понимаешь. – Что понимаешь? – Понимаешь, что, если платишь человеку нормальную зарплату, на нее придет местный. Очередь из местных будет! У меня у кума строительная фирма, так каменщик у него получает 80 – 90 тысяч. И квартиру через пять лет купил по себестоимости, а парню тридцати годов нету. Там династиями работают! Зачем мы эти сказки от бизнеса слушаем и в них верим? ТОЛЬКО ФАКТЫ Невеселая арифметика Как показало расследование директора некоммерческого Фонда исследования проблем демократии Максима Григорьева, при внимательном рассмотрении выгоды от миграции получаются сомнительные. – В 2016 году мигранты, работающие в России, купили трудовых патентов на 38 миллиардов рублей. Это хорошая цифра. Потому что это доход нашего государства от трудовой миграции. Но дальше идут цифры не очень хорошие – расходы. – Исторически миграционная среда криминализированна. Только в 2017 году в российских тюрьмах отбывали наказания 29 397 мигрантов. Содержание одного заключенного в год обходится в 469 тысяч рублей. Итого: 14 миллиардов рублей. – В прошлом году из России депортировали 55 160 нелегальных мигрантов. Эта процедура обошлась бюджету в 3 миллиарда рублей. – Содержание одного миграционного центра с мигрантами, подлежащими депортации, обходится в среднем в 200 миллионов рублей. В России таких центров 80, итого 16 миллиардов рублей в год. – К примеру, в 2013 году Россия оказалась на первом месте в мире по объему вывезенных мигрантами средств – 20 миллиардов долларов! Это деньги, потерянные для нашей экономики. – Кроме того, не учитываются затраты на обучение детей мигрантов (только в Москве 25 тысяч школьников, приехавшие из ближнего зарубежья, – 3 миллиарда рублей стоит их обучение), затраты на медпомощь – рожать в Москве бесплатно, это модно в Средней Азии. Также врачи обязаны бесплатно госпитализировать любого мигранта без полиса сроком на три дня. Износ инфраструктуры – городской и транспортной, ущерб, связанный с криминалом, торговлей контрафактным товаром, демпингом на рынке труда, и многое другое… Источник
