В этом материале постараемся прояснить соотношение идей чистого правого либертарианства, “либертарианства” мейнстримного и условного правого традиционалистского консерватизма, кратко рассматривая позиции ключевых либертарианских идеологов. Всё началось с желания автора осветить отношение Мизеса к режиму Дольфуса, но с углублением в вопрос тематика заметно расширилась. Почему мы вообще подняли эту тему? В русской консервативной среде выросло сильное предубеждение против либертарианства. “Либертарианцы за открытые границы, за уничтожение традиций, за прогрессивизм.” Этакие радикальные левые либералы против любого порядка и за легализацию вообще всего, если кратко. И этому, к сожалению, есть объективные основания — это сами типичные постсоветские либертарианцы. Но правда в том, что, во-первых, либертарианство довольно разнородно, а, во вторых, эти обвинения по сути не верны в отношении всех крупнейших его идеологов. Каковы же либертарианские философы? Рассмотрим здесь четыре наиболее известные фигуры либертарианства 20 века – Мизеса, Хайека, Ротбарда и Хоппе и обсудим их позиции по консервативным вопросам, обходя только основателя австрийской школы, Карла Менгера. Всё-таки речь пойдёт не об экономике и австрийской школе, а об отношении к консерватизму. Начнём, конечно, с важнейшего идеолога — Мизеса. Проясним кое-что о заглавной цитате… Она настоящая, разумеется, но Мизес, конечно, не был таким явным сторонником фашистов. Контекст цитаты был скорее осуждающим из-за резко-негативного отношения Мизеса к стремлению режимов третьего пути регулировать экономику и развязывать агрессивные войны, однако Мизес считал их радикальные методы необходимым ответом большевикам и левым во имя спасения капитализма и самой цивилизации. О европейской цивилизации и её ценности он вообще часто говорит, в том числе в своей книге “Социализм”. Победа над левыми для него вполне стоит временных неудобств, которых требует мобилизация ресурсов, что логично, учитывая их желание уничтожить частную собственность. Людвиг фон Мизес К сожалению, совсем мало информации существует о самом интересном аспекте взаимодействия Мизеса и фашизма — его членстве в Отечественном фронте Австрии и нахождении в должности главного экономического советника Энгельберта Дольфуса. Даже в своих мемуарах он очень мало пишет об этом периоде и почти не упоминает своего близкого знакомого. Ведь с Дольфусом он был знаком задолго до занятия высокого поста в его правительстве, уже с 1926 года они вместе работали в австрийской экономической комиссии при министерстве. Судя по всему, он занимал экономический пост и до переворота Дольфуса, и остался на нём после переворота, который конечно поддержал из-за неспособности социал-демократов спасти Австрию от Гитлера и левых. Фактически же Мизес занимал разнообразные экономические должности ещё с распада империи и очень много сделал для спасения послевоенной австрийской экономики. При австрофашизме Мизес однозначно поддерживал режим корпоративного государства Дольфуса и при этом радикально выступал против немецких национал-социалистов, которые, в общем-то, пытались захватить его страну и позже вынудили его окончательно бежать. Немецкие национал-социалисты не рассматривались им как защитники от большевизма, а скорее были его аналогом, также угрожающим Европе. В мемуарах Мизес критикует социал-демократов за недостаточный патриотизм: “им важнее борьба с “фашистами”, чем сохранение Австрии”, точно так же, как и власти Чехословакии, Франции и Англии, которые сдали Австрию и ничем её не помогли. Он поражается глупости английских лейбористов, которые считают безразличным, какой капитал правит в стране, немецкий или британский, ещё резче обрушивается на Бенеша, так как чехи готовы были поддержать Гитлера, лишь бы не допустить существования хоть какого-то сильного австрийского государства, ибо уж очень боялись реставрации монархии Габсбургов. В то время он считал Италию в первую очередь защитником Австрии от Германии, что определяло симпатии к Муссолини. Вообще его можно охарактеризовать как пламенного защитника Австрии и националиста, который состоял в Отечественном фронте не просто из компромисса ради борьбы с левыми. Но уже тогда он оценивал борьбу как бессмысленную, даже представитель лиги наций в Вене был симпатизирующим национал-социалистам голландцем и никто не мог ничего с этим сделать. Дальше известное — Дольфуса убивают, ещё несколько лет и аншлюс. Мизес практически перестал поддерживать Италию дуче и прочие режимы третьего пути уже к концу 30-х из-за разрушительной войны и таких эксцессов, как аншлюс корпоративистской Австрии нацистами, уничтожение корпоративистской Греции и прочих… На сайте института Мизеса в том числе есть статья “Хорошие фашисты и плохие фашисты”, где проходит аналогичное разделение и поддержка правых режимов Метаксаса, Салазара и Франко. После войны Мизес ожидаемо совсем порвал с поддержкой ультраправых режимов. Если смотреть, что пишет Мизес про открытые границы, то его мнение в итоге отлично согласуется с наследниками — Ротбардом и Хоппе — никаких открытых границ, по крайней мере до установления “либертарианской утопии”. Это в действительности противоречит широкому мнению, так как Мизес в то же время призывал к свободному передвижению людей, но на деле он сам не мог разрешить сопровождающих эту свободу проблем — ведь приезжающий мигрант нарушает свободу местного жителя, а вероятно и его права собственности. Даже если рассматривать эту самую гипотетическую систему (где всё частное, стоит отметить), то на находящейся в частной собственности земле разумеется нельзя свободно поселиться. По мнению Мизеса это работает и в современном мире — мигрант не может просто переехать на территорию другого народа/государства/нации, если его специально не приглашали, но и само государство не может приглашать мигрантов без одобрения жителей (как например сейчас происходит в Европе, да и США). Иное было бы принуждением жителей принимать мигранта против их воли. Обсуждал он и проблему замещения населения — без этой самой утопии с работающим ненасилием, заполонившие страну мигранты просто лишат местных их свободы и собственности, используя рычаги уже существующего государства. Мизес пришёл к тому, что мигрант должен быть приглашён локальной “общиной” по всеобщему согласию и только тогда это будет легитимная миграция. По отношению к Мизесу и его верным последователям не верны и типичные обвинения в адрес либертарианцев в стремлении уничтожить нации и идентичности. Напротив, он поддерживает национализм, причём, так как его этническая форма естественнее, то она и предпочтительнее. “Принцип национальности ищет лишь автономии и самоопределения группы людей. Единая нация не ищет вражды с соседями.” Конечно, сам Мизес поддерживает и всеобщее самоопределение — любая группа может создавать или ликвидировать те или иные ассоциации, но это также в полной мере работает только в условиях “утопии”. Пока люди ограничены государствами, связями правил и законов, остаются серьёзные вопросы по отношению к праву на отделение, если при этом желающие отделиться никак не притесняются. В целом поздний Мизес стал либеральнее, больше поддерживал Хайека, даже писал ему про отрицание консерватизма, но всё-таки никогда не скатывался в прогрессивизм и левачество. Ему нужен только свободный рынок, всё остальное устроение общества должно естественным образом вытекать из этого, а рынок к величайшему сожалению не предполагает ни квот на феминисток, ни ввоза меньшинств для поддержания разнообразия общества, ни построения коммунизма, скорее совершенно наоборот… Дальше всех от консерватизма и традиционализма стоит Хайек, но и он оказывается не совсем пропащим в этом плане. Автор полагал, что Хайек будет гораздо сильнее выделяться из ряда и будет значительно более прогрессивным мыслителем, но в ходе изучения его идей всё оказалось не настолько уж плохо. Так, Хайек защищает традиционную культуру и мораль от уничтожения прогрессивистами, так как рассматривает это как нерациональную ненависть ко всему традиционному (и в этом он совершенно прав), саму же традицию он считает рациональной и выгодной для обществ. Конечно, Хайек рассматривает традицию иначе, нежели традиционалисты и консерваторы, он не считает её самоценной, лишь полезной и имеющей право на существование из рационалистических соображений. Он сформировал концепцию – “эволюция культуры”, аналогичную биологической эволюции, где побеждают лучшие традиции, которые очевидно нельзя уничтожать из слепой ненависти к “непрогрессивным ретроградам”. Он даже является реакционером в том смысле, в котором призывает защищать и возвращать работающие традиции вместо неработающих “прогрессивных идей”. Утилитаризм этот конечно считает, что и текущие традиции легко могут быть заменены лучшими, лишь бы они были более эффективны, но всё же это куда консервативнее того, что вы, скорее всего, услышите от человека, именующего себя либертарианцем. Хайек правда себя так не называл и предпочитал “классический либерализм”, но общепринято он входит именно в круг “австрийского либертарианства”. Выражал он свою поддержку и правым диктатурам, например, стремился экономически либерализировать португальское “Новое Государство” Салазара своими экономическими советами и с той же целью посещал Чили при Пиночете. Мизесианцы при этом вовсе не считают его своим, а Хоппе даже назвал его “умеренным социал-демократом” за поддержку существования налогов и социального обеспечения. Значительно портит репутацию Хайека среди более контркультурных либертарианцев и его признание мейнстримом, особенно получение нобелевской премии в противовес бескомпромиссным Мизесу и Ротбарду, которые всегда были изгоями в академической среде за свои радикальные воззрения — всё-таки экономика Хайека основана на мизесовских идеях. Таким образом, Хайек конечно не идеал для консерватора, но он так же попросту защищает рыночную экономику, а не требует какого-то всеобщего равенства и не выступает против традиции как таковой. Мюррей Ротбард Мюррей Ротбард тоже не промах, и как раз он начал это смещение в сторону консерватизма, поскольку именно на него пришлись вызовы второй половины 20 века со стороны левых, на которые не пришлось отвечать Мизесу (хотя он уже ответил на свой, поддержав Дольфуса). Ротбард был ярым противником эгалитаризма в любой форме, открыто выступал против законов об эмансипации чёрнокожего населения США, против движения за права женщин и против любых прогрессивных движений, так как все они вели к усилению “государства всеобщего благосостояния” и требовали позитивной дискриминации. При этом его постоянно обвиняли в ревизионизме ВМВ и даже отрицании холокоста (и он конечно еврей, да). Ротбард осуждал сциентизм и отрицал материалистический детерминизм, противопоставляя последнему свободную волю человека. Он был достаточно консервативен (насколько консервативной может быть торговля детьми, хоть это и было лишь в его ранний период) и противостоял либерализации культуры. Как высказался Хоппе в своей речи на тридцатилетний юбилей института Мизеса: “Ротбарда называли фашистом, сексистом, реакционером, элитистом, авторитаристом, расистом и ненавидящим самого себя евреем-нацистом. И я унаследовал все эти титулы… и даже больше, ну кроме еврейства конечно.” Теперь сосредоточимся на HHH (Hans Herman Hoppe — вы же догадались, по аналогии с кем /pol/ часто рисует три H или три восьмёрки?). Хоппе стал учеником Ротбарда и ещё сильнее радикализовал консерватизм Ротбарда и Мизеса, поддержав монархию в противовес республике и в какой-то мере объявив, что только человек традиционной культуры может быть полноценным либертарианцем. Он по своей популярности уже значительно вышел за рамки последователей либертарианства и получил признание правых радикалов всех расцветок (например его поддерживают многие американские альтернативные правые). Хоппе ещё яростнее поддерживает ревизионизм, требует физически ликвидировать коммунистов и вообще герой мемов с вертолётами, что делает его просто великолепным. У него имеется и оригинальное мнение по поводу возрождения традиционного общества. В своих статьях он критикует консерваторов за то, что они стали слишком полагаться на государство, утратили аристократизм, стали эгалитарными политиками. В лучших традициях Мизеса он их назвал “социалистами справа”. (Мизес объявлял социалистами вообще почти всех вокруг, да.) Что же предлагает Хоппе? Наблюдающийся крах цивилизации и упадок общества он достаточно справедливо связывает с инфантилизацией и обеспеченностью населения — современный человек почти утратил необходимость в крепкой семье для выживания, передачи наследства и спокойной старости — его готово “поддержать” государство. Рост всевозможной “справедливости” и подачек разлагает общество и стоит вернуть его в более естественное состояние, как вернётся и естественный традиционный уклад. По мнению Хоппе, если вернуть борьбу за выживание в конкурентном рыночном мире, то человек будет вынужден вернуться к более традиционным институтам, а девиации попросту не пройдут отбор и будут отсеяны. Феминистки, меньшинства на пособиях, левые активисты — все они не смогут жить без поддержки и уйдут на дно. Роль религии здесь остаётся нераскрытой, так как основные либертарианские идеологи умеренные агностики. Также Хоппе неоднократно высказывал поддержку националистам, антиглобалистам и прочим представителям правых, которых нельзя назвать либертарианцами, а в недавней речи поддержал почти все позиции американских альтрайтов (в широком смысле, а не одного Спенсера), кроме конечно регулирования экономики. Либертарианцы признают разницу полов, рас, наций и прочих, разумеется, выступают против любой положительной дискриминации, поддерживают дискриминацию частную и критикуют лживые мейнстримные СМИ (не говоря уже о политиках) и не приемлют политкорректность. Как много вы знаете известных организаций, которые открыто выступают в защиту Alt-Right? При Хоппе современный институт Мизеса стал однозначно именовать сторонников открытых границ и космополитизма левыми либертарианцами. Сообщества имеет право ограничивать доступ к своим территориям, а для поддержания космополитического режима открытых границ уже нужно сверхгосударство, которое заставит всех принимать мигрантов. В связи с этим и с поддержкой националистов институт уже неоднократно обвиняли в “предательстве идеалов Мизеса и либерализма”, однако все обвинения исходили от тех самых космополитов и левых. Далее приведём отрывок из статьи Хоппе, где он сам утверждает, что правое либертарианство является, бесспорно, консервативным, а его образ искажают левые либертины, которые в общем-то ничего не понимают в самом движении и его основателях, то есть подтверждает тезисы всего текста (отрывок был найден в процессе написания): Принципиальная оппозиция либертарианцев войне во Вьетнаме совпала с антивоенными выступлениями левых. Вдобавок к этому анархическая утопия либертарианцев вполне привлекает контркультурных левых. И разве не означает нелегитимность государства и принцип неагрессии (означающий что никто не должен угрожать применением или применять физическую против других или их собственности), что каждый должен быть волен выбирать свой собственный неагрессивный образ жизни? Разве это не значит, что пошлости, непристойности, оскорбления, употребление наркотиков, беспорядочные половые связи, гомосексуализм, полигамия, педофилия и прочие всевозможные извращения и отклонения от нормы, поскольку они являются “преступлениями без потерпевшего”, не просто не являются преступлениями, но являются совершенно нормальными и законными? Не секрет, впрочем, что с самого своего начала либертарианское движение привлекало огромное число всевозможных ненормальных и извращенцев. В дальнейшем контркультурная атмосфера и мультикультурно-релятивистская “толерантность” привлекли ещё больше неудачников, профессиональных, личных или неудачников в принципе. Мюррей Ротбард с отвращением называл их нигило-либертарианцами, считал их типичными последователями либертарианства, теми, по кому и складывают представление о всём движении. Они выдумывали общество, где каждый будет свободен выбрать или сформировать тот неагрессивный образ жизни, карьеру, характер какие пожелает и где пожелает, причём в результате рыночной экономики, так как та обеспечит достаточно высокий уровень жизни для всех. Иронично, что движение, созданное с целью уничтожения государства и восстановления частной собственности с рыночной экономикой, было во многом присвоено духовными и эмоциональными производными государства всеобщего благосостояния, новым классом вечных подростков, и они же стали формировать представление о либертарианстве. Это совмещение вряд ли могло кончиться чем-то хорошим. Соединение рыночного капитализма и эгалитарного мультикультурализма столь же маловероятно, как и соединение культурного консерватизма с социализмом. И в этой попытке соединить несоединимое значительная часть современного либертарианского движения лишь помогает дальнейшему разрушению прав частной собственности (точно также, как современный консерватизм помогает уничтожать семью и традиционную мораль). Контркультурные либертарианцы не могут понять, а настоящие либертарианцы не хотят подчёркивать, что действительное восстановление прав частной собственности и свободной рыночной экономики приведёт к резкому и радикальному росту социальной “дискриминации”, который быстро уничтожит все эти мультикультурно-эгалитарные социальные эксперименты и соответствующий образ жизни, которые так дороги левым либертарианцам. Другими словами, либертарианцы должны быть радикальными и бескомпромиссными консерваторами. Вы прогрессисты, да?! Надеемся этот текст исчерпывающе прояснит позиции настоящих либертарианцев на актуальные для всех правых темы. Какие выводы можно сделать из всего этого? Во-первых, аналогично неореакции, это альтернативный логический путь к здоровому традиционному обществу без опоры на религию, что актуально для секуляризованного общества. Из совершенно другого базового посыла (абсолютизации частной собственности), либертарианские мыслители на выходе получают, бесспорно, правую идеологию, требующую традиционализма и консерватизма, запрещающую отклонения и ненормальность. Либертарианство консервативно и даже реакционно, непрогрессивно, неэгалитарно. Повторяясь: либертарианство – это не о равенстве и не о демократии, в нём нет никакого равенства, нет “власти народа” или “власти большинства”, оно выступает против любого уравнения и попыток легитимизировать отъём собственности индивидуума или ассоциации через институты государства с целью достижения “всеобщего блага” через перераспределение. Всё либертарианство выражается двумя словами — частная собственность. Добавим важное замечание. Огромная доля разногласий прочих консерваторов с либертарианцами заключается именно в их желании построить то самое утопическое общество, которое… никогда скорее всего не будет построено, что признают и сами либертарианские идеологи. Причём в отличие от коммунистов, либертарианцы практически не желают и не могут навязать или попытаться установить силой свою утопию, особенно учитывая, что они отказываются от участия в любой демократической политике. А почему вы думали либертарианские партии это сплошное левацкое движение за травку? Всё это левые либертарианцы, по крайней мере, на западе. Либертарианский принцип неагрессии также является гибким и не применим в отношении агрессивных и угрожающих субъектов. Если условно, то террористический исламский халифат или коммунистическое государство должны быть уничтожены превентивно, так как угрожают всем остальным и стремятся навязать свои идеи силой. Принцип неагрессии не требует пассивности и слабости в защите. Ирредентизм и национализм также никак не противоречат принципам либертарианцев, так как они признают полную свободу на ассоциации и защиту идентичности. Конечно, в случае передела границ есть много спорных моментов, но для либертарианцев самоопределение является более весомым. Выходит, что для всех тех представителей правого лагеря, кто безоговорочно поддерживает рыночную экономику, правые либертарианцы являются, бесспорно, своими, а экономически либеральные консерваторы и традиционалисты являются своими для правых либертарианцев. Альтернативный подход либертарианцев к консерватизму вдобавок и ориентируется на другую аудиторию (требует консерватизма исходя из абсолютизации частной собственности), что расширяет и усиливает всё правое движение, обогащает его широким спектром идей, никак не противоречащим его консервативным ценностям. Либертарианство уже прошло совершенно естественный путь от простого выступления в защиту рынка до радикально-реакционной философии. И этот путь не обязательно заканчивается на правом либертарианстве Хоппе, но может идти дальше в сторону традиционализма с приобретением религиозного аспекта или, например, сворачивать в неореакцию. К тому же, рассматривая либертарианских идеологов, стоит делать поправку на время, в которое они жили и окружающие их условия. Вполне возможно, что живи Мизес сейчас, он бы больше походил на себя раннего, нежели чем на позднего и был бы куда ближе к Хоппе. По мнению автора, если на условных политических координатах подписывать вертикальную ось не как “Авторитаризм-Либерализм, а как Социальный консерватизм – Социальный либерализм, как принято в США”, то Хоппе вполне окажется в правом верхнем углу, вместе с традиционалистами и прочими Пиночетами. Теперь вы, скорее всего, видите, как слабо многие распиаренные русские либертарианцы напоминают своих идеологов… Слова Ротбарда о нигило-либертарианцах к ним применимы точно также, как и к значительной массе либертарианцев западных. К сожалению, либертарианцами себя часто именуют те самые прогрессивные эгалитаристы, стремящиеся к левой тоталитарной утопии всеобщей свободы и равенства без границ и традиций, а не бескомпромиссные защитники частной собственности. Друзья либертарианцы, читайте Мизеса и Ротбарда! Читайте Хоппе! Не будьте леваками! Драгомир Никлотинг Источник
