• О ПРОЕКТЕ

Никогда не теряла своей остроты и становится еще более актуальной сегодня, извечная тема значения роли личности в истории. Эта мировоззренческая дихотомия известна под условным названием «спора Толстого и Достоевского», хотя в действительности эти два великих современника никогда не встречались, не были знакомы и даже не написали друг другу ни строчки. Но сама тема, правда, раскрытая с полярно противоположных позиций, проходит красной нитью в творчестве каждого из них.

Л.Н. Толстой, как известно, считал, что даже выдающимся личностям не дано решающим образом влиять на ход исторических событий, который управляется высшим сверхразумным началом – Божьим промыслом. Кроме религиозной предопределенности, эту позицию в равной степени можно ассоциировать с различными формами научного детерминизма, тоже отказывающими человеку вправе творить историю.

Прекрасная своим человекоцентризмом и возвышенным отношением к духовной стороне жизни позиция Ф.М. Достоевского, напротив, воспевает свободную личность, способную устанавливать равноправные отношения с историей. Но как ни странно, столь глубокая философская концепция в практической плоскости получила довольно неожиданное (конспирологическое) развитие, связывая все без исключения важные глобальные события с проявлением скрытой воли конкретных людей, наделенных фантастической финансовой властью.

Кто же, в конце концов, человек – «тварь дрожащая или право имеет»? И сегодня это вопрос совсем не выглядит праздным, так как общество стоит на пороге серьезных перемен, а тягостное ожидание лишь нагнетает обстановку, оставляя без ответа главный вопрос – а кто, собственно, их будет проводить? Одно очевидно точно – не современные элиты, сами тотально ангажированные, погрязшие в финансовой непрозрачности, кумовстве, круговой поруке. И в самом деле, как можно что-то менять, «сидя на игле» современной порочной системы?

Но кто же запустит долгожданный маховик изменений, если не элиты? Народ, уж точно, не имеет такой возможности. Получается, что – никто. И это похоже на правду. Ведь, если обратиться к теории самоорганизации, ответ звучит так же – никто… точнее, никто конкретно… не в состоянии самостоятельно по своей воле сдвинуть с места тяжелый, хорошо укрепленный геополитический фундамент. Несвоевременные горе-реформаторы всегда сильно рискуют. И такие случаи нередки в истории.

Да, для запуска глобальных трансформаций требуются серьезные исторические предпосылки, что, на первый взгляд, оставляет победу в споре за Л.Н. Толстым, воспринимавшим, например, Наполеона человеком недалеким, случайно подхваченным водоворотом великих событий и вынесенным ими на пьедестал истории, как на гребень какой-то бешенной, но при этом закономерной волны, вырвавшейся из чрева мощных «тектонических» разломов (впоследствии оригинально обоснованных Л.Н. Гумилевым в теории этногенеза).

Сложно спорить с могуществом общественных сил, способных сподвигнуть человека к активному действию вопреки его собственным убеждениям и наперекор внутренним мотивам, превращая его в «раба лампы». И это – не редкость. Яркий пример А.Н. Косыгина (выдающегося и талантливейшего хозяйственника) изначально во времена НЭПа – успешного кооператора, затем во время Великой Отечественной Войны возглавившего по заданию Сталина уникальную эвакуацию за Урал порядка полторы тысячи предприятий, а после смерти вождя с удовольствием вернувшегося к рыночной идее, но уже в форме хозрасчета. С этих позиций получается, что человек – просто винтик в системе. Его личное мнение и убеждения ни на что не влияют. Все определяется конъюнктурой и логикой событий.

Звучит убедительно… И можно было вполне согласиться, если бы не целый ряд исторических примеров безусловного проявления человеческой воли, определивших будущее на гигантских временных промежутках. Вспомнить хотя бы, как 26 сентября 1922г. В.И. Ленин неожиданно кардинально изменил уже практически согласованную со всеми унитарную (без права выхода из РСФСР) концепцию создаваемого союзного государства, навязав равноправное вхождение республик (с возможностью выхода), что привело к известным трагическим событиям через много лет после его смерти.

И таких примеров немало, хотя они могут показаться неочевидными для удаленного во времени наблюдателя, уже знающего последовательную целесообразность фактов, но отнюдь не для современников. Вряд ли наступление Гитлера в 1941г. воспринималось, как нам сейчас кажется, очевидным самоубийством. А вот наглые претензии военной кампании Лжедмитрия с его разношерстным казацко-шляхетским воинством на первом этапе вполне могли показаться шутовством. Но поразительным образом результат в обоих случаях оказался прямо противоположным, что, наверное, можно объяснять множеством причин, среди которых роль личности лидера (Годунова и Сталина) никак не умалить.

Но самое интересное даже не в этом – еще более неожиданным выглядит то, что при столь разных (можно сказать – полярных) сценариях, окончательный результат удивительным образом оказался тождественным – победа с последующей мощной трансформацией. Довоенный Союз – недееспособный замес из тихого протеста «врагов народа» и бурного революционного дилетантизма после победы получил мощный организующий ресурс в виде фронтовиков – неформального боевого братства, скрепленного кровью и страданиями войны, заряженного на сверхрезультат. Страна, лежавшая в руинах, была восстановлена в нереально сжатые сроки.

Московия по результатам Смутного Времени – принципиально новая держава – агрессивная, динамичная, страшно противоречивая и уже совсем не самодержавная, так как источником власти теперь стала аристократическая верхушка, не позволившая долго сидеть на троне более ни одному неугодному монарху. Но если с Союзом ситуация понятна – столицу отстояли – развернули врага и погнали обратно, то феномену Нижегородского Ополчения вообще сложно подобрать рациональное объяснение, когда спасение центральной власти приходит из периферийного подчиненного региона. Что могло заставить недавних данников рисковать жизнью, спасая уже погибшую метрополию?

Что-то подсказывает, что поиск простых объяснений для такого рода парадоксальных событий – пустая трата времени, так как здесь – налицо действие каких-то встроенных защитных алгоритмов. Признаки системного поведения возвращают к теории самоорганизации, процесс которой грубо можно описать общей схемой: глубокая неравновесность (в результате мощного внешнего воздействия) – бифуркация (ломка структурных связей и внутренняя конкуренция) – новое динамическое равновесие или гибель (вероятностный характер).

Если внимательно рассмотреть приведенный алгоритм, то становится очевидным, что сама модель самоорганизации все-таки предусматривает возможность влияния на конечный результат путем выбора одного из альтернативных сценариев будущего в точке бифуркации. В этот момент состояние системы настолько неустойчиво, что даже самое малое воздействие, не сопоставимое с масштабами событий может определить последующее их развитие (эффект бабочки).

И это великолепно объясняет, как на практике реализуются великие проявления человеческого духа, столь дорогие сердцу Ф.М. Достоевского.

Но все ли системы в процессе системообразования ведут себя таким неопределенным (вероятностным) образом? Ведь широко известны примеры самоорганизации объектов разной природы (химическая реакция Белоусова-Жаботинского, гидродинамические вихри Тейлора, термодинамические ячейки Бенара, да и, вообще, любые фазовые переходы), когда результат известен заранее и даже подлежит формальному описанию.

На первый взгляд, может показаться странным, что один и тот же универсальный механизм самоорганизации, преобразуя различные диссипативные структуры, действует по двум принципиально разным сценариям. Результат одного из них детерминирован и условно обратим (за счет подведения/отведения энергии, как, например, в цикле Карно). Другой – вероятностный и необратимый (как мутагенез). Очевидно, что решение этой дилеммы кроется где-то в особенностях начального состояния системы.

Что отличает термодинамическую систему, состоящую их огромного количества молекул? В первую очередь – простота и однообразие связей между ними. По сути, речь идет о бесчисленном множестве идентичных взаимодействий. Так как их характер одинаков (то есть – все они взаимозаменяемы), то на огромных масштабах результат самоорганизации всегда один и тот же, так как все отклонения взаимно компенсируются, приводя итоговые значения к уровню математического ожидания. Приток энергии определяет степень неравновесности, а также значения параметров состояния системы, что обеспечивает единообразие и гарантированную повторяемость результатов эксперимента, а также условную обратимость (цикличность) этих процессов.

Сразу можно оговориться, что принципиальным отличием таких систем является изначально низкий уровень порядка, то есть – когда новая структура появляется как бы из хаоса. Это очень напоминает классическую либерально-экономическую модель, в которой хозяйствующие субъекты во взаимных отношениях руководствуются одним простым принципом – максимизации прибыли (роста доходов над расходами). Но если где-то прибывает, значит где-то должно убывать. Законы баланса неумолимы.

Другими словами, чтобы все были счастливы совокупную гигантскую разницу (следствие этого дисбаланса) необходимо компенсировать откуда-то извне. Такой системе требуется колоссальная внешняя подпитка. А если она особенно велика, то – просто взрывает традиционные экономические отношения, внезапно преображая систему новыми фонтанирующими формами, для которых придуман специальный термин «экономическое чудо» – эффект, очень напоминающий вышеперечисленные примеры самоорганизации в неживой природе. Постоянная потребность в подпитке приводит к исключительной зависимости от внешних факторов, заставляя постоянно искать новые источники и заводя в тупик экстенсивного роста.

Участники рынка всей своей бесчисленной массой мгновенно и статистически предсказуемо реагируют на любые изменения, пытаясь их монетизировать, что обеспечивает очень высокую чувствительность, выраженную в системе сдержек и противовесов (фондовые рынки – ярчайший тому пример). Любые односторонние перегибы тут же встречают сопротивление, запуская внутренние колебания в виде противостояния различных центров сил. Так, в Штатах, где приход к власти Трампа, безусловно, является системной реакцией на провал внешней политики предыдущей администрации, теперь – новый приоритет – «наведение порядка». Интересно будет посмотреть, что из этого получиться в системе с выраженным «броуновским» внутренним устройством, не предполагающим вообще никакого порядка.

Но если речь о создании нового порядка, то его просто так взять и создать невозможно. Он всегда возникает самопроизвольно при выполнении двух условий – глубокой неравновесности и мощной подпитки. Но можно ли их создать изнутри? Если задачу притока ресурсов Трамп решит без труда (дополнительно повысив предел внешнего долга), то со вторым условием будет сложнее, так как резкие действия очень быстро приведут к серьезному сопротивлению и недовольству. Даже на первый взгляд, безобидные популистские порывы Трампа, направленные на возвращение «блудного» производства чреваты ростом потребительских цен и последующим гневом населения, в очередной раз сталкивая политические качели в обратную сторону. Так работает знаменитая американская система сдержек и противовесов.

И это, к сожалению – то, что происходит сегодня со всей мировой экономикой, которая неумолимо погружается в пучину тяжелейшего кризиса, приближая час расплаты, который удавалось так долго оттягивать, пока существовали внешние источники ресурсов – сначала в форме колониального грабежа, а затем – либерально-рыночной экспансии, разложившей и затянувшей в воронку консюмеризма все человечество. Но выйдя на естественный пространственный предел, эта паразитическая система, не имея больше никакой внешней подпитки, начинает себя пожирать и быстро деградировать, сама превращаясь в строительный материал и пищевую базу для новых прогрессивных структур, которые самопроизвольно проросли в этой благодатной почве.

Да, эти незаметно возмужавшие и очень динамичные социально-экономические системы за свой масштаб получили название транснациональных корпораций. Они выкристаллизовались из рыночного хаоса и тем самым являют собой наиболее яркий и характерный пример самоорганизации в области социально-экономических отношений в чистом виде. Их внутренние связи уже отличаются завидным функциональным разнообразием, а для обеспечения слаженности появились многоуровневые управленческие сети.

Такая сложная деятельность уже более напоминает поведение полноценного организма. И когда под сильным конкурентным давлением вдруг возникает очередной кризис управления, нередко происходит полное переформатирование структурных связей и управленческих подходов. Мотивы очевидны – выжить, избежать банкротства или поглощения. Сложность и разнообразие связей не позволяют предвидеть, каким будет новый профиль отношений и их эффективность, так как это во многом зависит от воли людей, оказавшихся в этот момент у руля. Вероятность повторения одного и того сценария практически равна нулю, что обеспечивает необратимость и неопределенность результатов трансформации.

Корпорации – своего рода социально-экономические «организмы», являющие собой скачок в развитии общественных форм, подобный удивительному переходу природы к биологическому этапу своей эволюции. Новые признаки – наличие четкой функциональной дифференциации связей со сквозной всепроникающей системой управления ими (обеспечения согласованности всех без исключения взаимодействий). Возникая в такой системе, самоорганизация неизбежно формирует новый порядок, так как вероятность повторения структурного «узора» в условиях тотального разнообразия связей, как в калейдоскопе, близка к нулю. Предвидеть результат невозможно.

Особенность же рыночной системы, своего рода экономической «среды», наоборот – серое однообразие огромной массы малых участников рынка (гигантский базар).

Пытаться здесь что-то изменить – все равно, что перемешивать какую-то однородную жидкость, по сути, просто переставляя идентичные молекулы. Совокупные свойства не меняются. Но если поменять местами два хромосома живой клетки, то появится принципиально новое неповторимое существо.

Но неужели корпорации заменят собой все – государство, родину, главные и важные общественные смыслы? Да, такая теория существует и имеет право на жизнь. Но насколько она убедительна? Ведь у бизнес-структур есть один серьезный недостаток – они функционируют в довольно узком (чисто экономическом) поле и, соответственно, способны обеспечивать только круг жизненных потребностей, ограниченный вопросами экономической безопасности, по крайне мере пока…

Но ведь существует еще огромная масса проблем – от здоровья и образования, до непосредственной (физической) защиты. А что делать с теми, кто окажется за бортом корпоративного золотого дождя? Похоже, без государственного функционала все равно не обойтись. А это значит, что аналогичные эволюционные процессы неизбежно должны запуститься и в геополитическом пространстве (а, возможно, уже происходят). По крайней мере, признаки неожиданных трансформаций и необъяснимого коллективного поведения наблюдаются уже давно по всей территории Европы. Это – и Ренессанс, и Реформация, и Промышленная Революция, и, конечно, Великая Французская Революция… Но все эти вспышки уже давно угасли, оставив после себя лишь яркие воспоминания и однородную серую массу обмельчавших потомком – типичных социальных молекул.

Но все же сохранился, по крайне мере, один огонек нового системообразования, где толчки самоорганизации не затихли, а лишь набирают обороты, с завидной регулярностью приводя в шок все «цивилизованное человечество» своими неожиданными формами. И эти удивительные метаморфозы происходят в текущем историческом периоде – прямо на глазах у современников: Российская Империя – Советский Союз – либеральная Россия – что дальше?

Да, все это говорит о мощном прогрессивном потенциале, скрытом в границах Русского Мира, возможно – единственного выжившего на геополитическом поле плодоносного колоска, зерна которого опутаны сеткой невидимых метафизических связей. Конечно, живя своей обычной жизнью, люди их просто не замечают, но, только услышав набат, встают стеной за свои идеалы, подобно боевым муравьям, действуя слаженно, четко и совершенно не задумываясь о последствиях, отрабатывая встроенные системные алгоритмы, впитанные с молоком матери. Так было всегда – и в Смутное Время, и в Великую Отечественную, и даже сегодня, когда пылающий Донбасс взмолил о помощи. И все повторилось, хотя никто и не ожидал.

Но это только начало пути, так как старые организационные формы, полностью вписываясь в модель исторической предопределенности Л.Н. Толстого, быстро увядают, оставляя после себя вакуум, который неизбежно должен заполняться какими-то новыми перспективными общественными конструкциями. Очень похоже, что это переформатирование будет происходить с опорой именно на духовные силы человека, реализуя замысел великого Ф.М. Достоевского, так как в механику новой глобальной трансформационной модели встроена самая продвинутая и уникальная субстанция из всех известных на сегодняшний день – человеческий разум. И это, безусловно, должно крайне положительно сказаться на динамике и качестве планетарного прогресса.

Оригинальный взгляд на геополитическое пространство (с высоты птичьего полета), открывающий новую глобальную реальность как среду обитания загадочных геополитических субстанций – жителей этого особого мира гигантских систем с их особенностями, жизненными алгоритмами и функциональными установками будет предложен вниманию уважаемого читателя в следующем выпуске…